облик того, кто так интересовался судьбой бывшего подмастерья-оружейника. Ничего особенного – заурядная внешность, легкая хромота, скромная одежда. Явно не максар, но и не жестянщик. Никогда раньше Окш с ним не встречался, это уж точно.
– Кто дал тебе мои приметы? – Для острастки он тряхнул соглядатая за плечо.
– Ой, больно! Он и дал, кто же еще…
– Почему тебя послали именно сюда?
– Слух прошел, что здесь какой-то ловкач объявился. Всех игроков в кости облапошил. Да еще напоследок заставил их в штаны наложить. Чтобы, значит, самому спокойно уйти. Случай примечательный. А мы все примечательные случаи к этому Окшу Сухорукому примеряем. Не он ли это чудит… Я людей расспросил, у старосты справки навел, и вышло, что единственный посторонний человек в поселке – это подручный пекаря, то есть ты… От людей прячется. Знакомства ни с кем не водит, а выпекает такое, чего здесь отродясь не пробовали. Вот я и сунулся на свою голову в пекарню… Не убивай меня, а?
– Что тебе обо мне известно?
– Ничего, клянусь! – Соглядатай даже в грудь себя ударил для вящей убедительности.
– Тогда почему ты думаешь, что я могу тебя убить?
– Не знаю… Но уж если тебя так ищут, то дело нечистое. Не зря же такую прорву денег на это ухлопали.
Окш понимал, что соглядатай – мелкая сошка в чьей-то большой игре – уже выложил все, что знал. Теперь надо решить, как поступить с ним. Об убийстве, само собой, и речи быть не могло. Уговорить? Подкупить? Не получится. Такой мать родную продаст и перепродаст. Немного подправить его память? Внушить, что ничего подозрительного здесь не обнаружено? А если вдруг найдется кто-то, кто умеет проникать в человеческое сознание еще глубже, чем Окш? Ведь как ни вытравливай надпись на бумаге, ее, при определенной сноровке, всегда можно восстановить. Остается только одно – выжечь его память целиком, дотла, как сжигают компрометирующие документы.
Задумавшись, Окш немного ослабил хватку, и соглядатай, резко крутанувшись на месте, вырвался из его рук.
Дальнейшее произошло мгновенно и почти помимо воли самого Окша. Заряд бешеной ярости, невидимый и неощутимый со стороны, настиг беглеца уже через пару шагов. По своей эффективности он не уступал разрывной пуле, но только на этот раз пострадало не человеческое тело, а человеческое сознание.
Соглядатай упал. Он был жив, но уже не мог ни ходить, ни говорить, ни воспринимать окружающую действительность. Он разом забыл все, что успел усвоить на протяжении целой жизни, начиная с первого дня. Его память превратилась в горсточку праха.
Так Окш стал убийцей, потому что лишить человека личности почти то же самое, что уничтожить его физически.
Вернувшись в пекарню, Окш вывалил перед ошарашенным хозяином целую кучу золота – и своего собственного, и позаимствованного у соглядатая.
– Болтовней вы сегодня уже много заработали, так постарайтесь заработать еще и молчанием, – сказал он тоном, не терпящим возражения. – Я ухожу от вас и больше сюда не вернусь. Можете объявить, что я обокрал ваш дом, надругался над вашей дочкой и после этого