лошадь. Гигант крепко держал Пиппу за локоть.
– Пошли, золотце, – произнес он.
– Почему вы меня называете «золотце»?
– Ну, это как-то лучше, чем «сокровище». Направляясь к низкой калитке, ведущей на Чип-сайд, она краем глаза изучала его.
– Для мавра вы довольно привлекательны, – проследовала она в калитку, которую он придержал для нее.
– Вы сказали «мавр»? Но, сударыня, я вовсе не мавр.
– Но вы же сказали, что вы мавр, Айдан О'Донахью.
Он расхохотался. Она резко остановилась. Айдан хохотал так искренне, что ей показалось, она видит, как его смех колышется на ветру, словно полотнище темного шелка.
– И над чем это вы смеетесь? – спросила она с раздражением.
– Map. Меня зовут О'Донахью Map, что значит великий, – пояснил он.
– А-а. – Пиппа глубокомысленно покачала головой, делая вид, будто давно это поняла. – И вы, значит, великий?
– Это, золотце, для кого как! – Он потрепал девушку по щеке, неожиданно нежно для такого громилы.
Это легкое прикосновение потрясло Пиппу до глубины души, хотя она и не подала виду. Если кто-то и трогал ее, то только затем, чтобы оттаскать за уши или вытолкать откуда-нибудь, а вовсе не затем, чтобы утешить или приласкать.
– И как надобно обращаться к великому человеку? – спросила она с интересом. – Ваше сиятельство? Ваше превосходительство? – Она хмыкнула. – Ваше громадье?
Он опять расхохотался:
– Для уличной артистки ты знаешь много высокопарных слов. И нахальных тоже.
– Я специально собираю их. И быстро учусь.
– Не так быстро, надо полагать, раз влипла сегодня в историю.
Он взял ее за руку и продолжил свой путь на восток по Чипсайд. Они прошли мимо городского фонтана, креста на рынке с дощатым постаментом для золоченых статуй.
Пиппа заметила, что чужестранец насупился, глядя на изувеченные фигуры.
– Это пуритане невзлюбили их. – Она почувствовала себя обязанной дать ему некоторое объяснение. – Но это что, вон там, на плахе, такие же, только из живой плоти. Дов сказал, в прошлый вторник какого-то убийцу казнили.
Краем глаза Пиппа увидела Дова и Мортлока, стоявших рядом с опрокинутой бочкой у Олд-Чендж. Они играли в расшиши. Эти двое улыбнулись и помахали ей, как будто ничего не произошло, как будто они не бросили ее на произвол судьбы в момент страшной опасности.
Она пренебрежительно вскинула голову и, как великосветская дама, положила руку в лохмотьях на локоть великого О'Донахью. Пусть Дов и Морт подивятся и шею себе вывернут от любопытства. Отныне она принадлежала очень знатному господину. Она принадлежала О'Донахью Мару.
Айдан раздумывал над тем, как избавиться от девицы. Она семенила за ним, болтая о мятежах и повстанцах, о гонках на лодках ниже по течению Темзы. Ему нечем было заняться в Лондоне, пока королева дала ему время на отдых, но он не собирался все это время провести в обществе этой, похожей на карлицу, девицы с паперти собора Святого Павла.
Оставался нерешенным