недугов.
Адриан тут же мысленно переместился в период за несколько дней до смерти его матери, когда та постоянно лежала в одной позе с открытыми глазами, но никак не реагировала на происходящее. От лекарств она была почти без сознания, но без них сильно мучилась от боли. Ситуация выходила двоякой, поскольку сами медикаменты практически вгоняли ее в состояние комы. Последние несколько недель она понятия не имела, что происходило вокруг. Шеваль часто молился о ее выздоровлении прямо у постели. Но уже перед самой смертью мамы он вдруг понял, что просит Бога о другом – о быстрой и безболезненной кончине.
– Что он будет с ним делать? – поинтересовался Адриан. – В смысле с образцом.
– Убедится, что твои опыты работают, – просто ответила Клодетт. – Тебе прекрасно это известно.
– Да, но… – Адриан замолчал. Он понимал, что не имеет права ставить под сомнение намерения Имама, но вдруг почувствовал, что не может промолчать. – Неужели он будет лично проверять все? Где-то удаленно? Очень важно не светиться на данном этапе. Оставшаяся часть партии пока не готова…
Клодетт что-то быстро сказала сирийцам, а затем взяла Адриана за руку и вывела его на кухню.
– Любимый, – тихо произнесла она. – Ты явно сомневаешься. Поделись со мной.
– Да, – вздохнув, согласился Шеваль. – Это всего лишь крошечная частица. Она не так стабильна, как остальные образцы. Что, если она поведет себя непредсказуемо?
– Все будет хорошо, – Клодетт обняла его. – Я полностью доверяю тебе, как и Имам Халиль. Тебе даровали эту возможность. Ты избранный, Адриан.
«Ты избранный».
Так же сказал и Халиль, когда они впервые встретились. Три месяца назад Шеваль со своей возлюбленной ездили в Грецию. Халиль, как и большинство сирийцев, был беженцем, но не политическим и не из тех, кто решился покинуть истерзанную войной землю. Он был религиозным беженцем, преследуемым и суннитами, и шиитами за свои идеалистические наклонности. То, во что верил Халиль, представляло собой смесь исламских законов с некоторыми эзотерическими философиями Друзов, включая правдивость и переселение душ.
Адриан встретился с проповедником в одном из отелей Афин. Имам Халиль, одетый в коричневый костюм, с темными волосами и аккуратной бородкой, показался ему интеллигентным человеком с приятной улыбкой. Молодой француз немного удивился, когда на первой же встрече Имам предложил ему помолиться вместе. Тогда они уселись на ковер лицом к Мекке и принялись молиться про себя. Аура вокруг Имама передавала такое спокойствие, которое Шевалю не приходилось испытывать с тех самых пор, как он, будучи еще малышом, сидел на коленях у тогда еще здоровой матери.
После молитвы они раскурили кальян и заварили себе чай, а Халиль принялся рассказывать о собственной идеологии. Они обсуждали важность того, чтобы быть верным своим принципам. Имам верил, что единственный способ избавить человечество от грехов – это быть честным, что в дальнейшем лишь поможет душе перевоплотиться в нечто более чистое. Он задавал Адриану множество разных