когда белые подняли мятеж в городе, Вотинцев вместе с другими комиссарами был убит[17].
Я услышал об обстоятельствах его смерти от одного из белых офицеров, принимавшего участие в расстреле большевиков.
– Эти головорезы перед лицом смерти оказались жалкими трусами, – рассказал он. – К примеру, Вотинцев. Он упал на землю к моим ногам и, пресмыкаясь, умолял о пощаде. Обещал отказаться от своих ошибок и помогать нам в борьбе с коммунизмом! Он плакал как ребенок: «Мама, мама, как я хочу жить!». Я вспомнил, сколько людей они расстреляли в Туркестане и, без сожаления, пустил ему пулю в лоб.
Вскоре после визита Вотинцева, охранники информировали нас, что в подвалы ЧК помещен капитан А., прибывший из Ферганы. Он был одним из тех, кого я послал к полковнику П. Г. Корнилову. Я не мог поверить сообщению, так как у капитана под началом был вооруженный отряд из местных джигитов, и сдаться живым он не мог. Когда же новость была подтверждена, стало ясно, что большевики устроят мне очную ставку с капитаном, чтобы узнать о наших связях. Эта встреча могла стать для него фатальной. Я-то уже давно был приговорен.
Однажды утром меня привели в ЧК под усиленной охраной из десяти человек.
Вскоре в комнату ввели капитана А., было видно, что он подавлен своим провалом.
Я приблизительно знал, что он сказал на предварительном следствии, какую избрал линию защиты, как объяснял свое присутствие среди местных жителей Ферганы, где и при каких обстоятельствах был арестован.
В ожидании начала допроса наши охранники затеяли глупейшую дискуссию, ругая капитализм, буржуазию, угнетавшую рабочий класс и тому подобное. Я ввязался в их разговор, сделав несколько провокационных замечаний. Они набросились на меня, горячо доказывая свою правоту. Для большевиков я был непримиримым противником и «классовым врагом». Во время этого краткого спора я пытался сообразить, в чем меня обвинят, как мне защищаться и как должен вести себя с капитаном А. Он, поняв мои намерения, тоже вступил в оживленную дискуссию. Благодаря нашему спору с этими глупцами, мы быстро выяснили друг у друга все, что нам было нужно, и когда следователь вошел в комнату, уже знали, что отвечать и как говорить с ним.
После этого допроса капитана бросили в нашу камеру № 22, что означало одно: его судьбу решит пуля.
А. поведал нам печальную историю о том, как он попал в руки большевиков. Капитан и еще один офицер Р. со своим четырнадцатилетним сыном были в отряде Мадамин-бека, успешно проводившим операции против большевиков, рассеивая воинские соединения красных одно за другим.
Однажды они услышали, что Мадамин-бек собирается напасть на русскую деревню Мын-Тюбе. Надо признать, что у него для этого были веские основания. Поселение располагалось на землях, отнятых у коренного населения царским правительством, да и сами переселенцы были отчаянными головорезами, бежавшими из Центральной России, где оставаться им становилось опасно. Они притесняли здешнее население, ненавидевшее переселенцев за постоянные оскорбления.
Русские