Чанцин отличался высокою религиозною нравственностью и чистотою жизни. Ему было уже за восемьдесят, а он был все еще бодр. В один прекрасный день он вдруг упал и не мог встать. Хэшаны сбежались со всего монастыря ему на помощь, а он уже, как говорят буддисты, погрузился в «полное безмолвие».
Между тем сам хэшан не знал, что он умер, и его душа выпорхнула и полетела к границе соседней губернии Хэнань. А там в это время знатный молодой человек с десятком конных слуг охотился с соколами на зайцев. Вдруг лошадь понесла, он упал и убился насмерть. И вот душа монаха как раз в это время встретилась с бездыханным телом, прильнула к нему и слилась с ним. Тело стало оживать.
Слуги обступили его кругом и участливо спрашивали, как он себя чувствует. Молодой человек открыл глаза и сказал:
– Как это я сюда попал?
Его подняли и принесли домой. Как только он вошел в ворота, его обступили накрашенные, насурмленные черноглазые наложницы, наперерыв засматривали ему в глаза и расспрашивали.
– Да ведь я монах, – воскликнул он в крайнем изумлении. – Зачем я здесь?
Домашние, видя, что он заговаривается, брали его за ухо и старались внятно говорить, чтоб он понял, где он и кто он. Но хэшан не дал себе труда объяснить, чего хотел, закрыл глаза и не стал больше говорить.
Когда ему давали есть обмолоченный рис, то он ел, а мясо и вино от себя отталкивал. Ночью он один, не принимая услуг ни от жены, ни от наложниц.
Через несколько дней ему вдруг вздумалось походить. Все сильно обрадовались. Вот он вышел, затем отдохнул, и сейчас же к нему явилась целая толпа слуг с денежными счетами и хозяйственными делами, друг перед другом прося его просчитать и проверить. Барич сказал, что он болен и устал, и всех их отпустил. Он только спросил их, не знают ли они дорогу в уезд Чанцин, Шаньдунской губернии. Слуги отвечали, что знают.
– Мне скучно, мне здесь не по себе, – сказал им хозяин. – Я хочу туда съездить, посмотреть на те места. Сейчас же соберите меня в дорогу.
Слуги и домашние стали указывать ему на то, что человеку, только что выздоровевшему, не следовало бы пускаться в далекий путь, но он не слушал их и на следующий же день отправился. Доехав до Чанцина, он уже смотрел на эти места, как на только что вчера покинутые, никого расспросами не беспокоил, как и куда ехать, а прямо направился к своей обители.
Братия, увидев, что приехал знатный посетитель, встретила его с низкопоклонством и чрезвычайною почтительностью.
– Куда ушел старик хэшан? – спросил гость.
– Наш учитель, – отвечали ему хором, – давно уже преставился.
Гость спросил, где его могила. Его провели. Смотрит: перед ним одинокая могила в три фута вышиной, еще не вполне покрытая травой. Монахи недоумевали, что все это значит, а он уже велел запрягать и перед отъездом наставительно говорил им:
– Ваш учитель был хэшан сурового воздержания. Вам следовало бы благоговейно чтить и соблюдать даже следы его рук, как заветы отца, не допуская, чтобы они нарушались и пропадали.
Монахи вежливо поддакивали. Гость уехал. Когда он вернулся домой с омертвелой, словно