без труда устраняли любых конкурентов.
Вызванный в палату общин сэр Джайлс Момпессон, выслушав обвинение, не стал дожидаться продолжения этой прилюдной порки, выпрыгнул в открытое окно и пустился в бега. Он успел скрыться за Ла-Маншем раньше, чем преследователям удалось напасть на его след. Общественное возмущение было столь неистовым, что Бекингем наконец-то реально оценил создавшееся положение и испытал некоторый приступ страха. В нем отсутствовала жилка политика, и его попытка защититься в палате лордов имела жалкий вид: он совершенно неубедительно пытался доказать, что зло исходит не от патентов, но от злоупотреблений при их выдаче, в чем были виноваты министры и чиновники.
В парламенте еще не вызрела ненависть к Бекингему, и в нем еще не усматривали никакой опасности, а потому его члены решили свалить столп правительства, сэра Бэкона, и направили все усилия на выполнение этой задачи.
Король решил, что пора выступить против такой наглости, явился в палату общин и выступил с длинной речью, уснащенной громоздкими латинскими фразами. Он напомнил о своем божественном праве на правление и пожаловался на непостоянство своих подданных. Ранее просьбы, уважение, послушание высказывались и выражались ему и маркизу Бекингему, теперь же все обращались в парламент, как будто ни короля, ни фаворита не существовало. Это ничуть не охладило пыл членов парламента, который подогревал сэр Эдвард Коук, заклятый враг Фрэнсиса Бэкона. Бэкона подвергли такому безжалостному допросу, что это вызвало страх у миролюбивого монарха.
Тут положение спас Бекингем, совершивший поистине театральный эффект: он выступил в палате лордов – палата общин не позволила ему нарушить регламент, дело дошло до обнаженных шпаг и конфликт уладило лишь вмешательство принца Уэльского, – со страстной обличительной речью против патентов. Он завершил ее сенсационным заявлением, прозвучавшим как гром среди ясного неба:
– Если мой отец породил двух сыновей, которые нанесли оскорбление английскому обществу, тот же отец породил и третьего, который ускорит их наказание!
Успех этого маневра превзошел все ожидания оратора. Парламентарии решили, что фаворит говорит от имени его величества и изменение позиции монарха есть полная заслуга парламента. Собственно говоря, теперь он представлял собой опору короля Иакова; что же касается братьев Вильерс, то парламентарии потеряли всякий интерес к их преследованию. Однако король сделал вид, что глас народа не оставил его равнодушным, и через несколько дней отменил патенты на золотую и серебряную канитель, продажу пива и вина, открытие таверн и гостиниц. Он также приказал выпустить из тюрем всех, кто содержался в заключении по делам о патентах. Парламент счел это своей победой и вознаградил короля, выделив ему субсидию в размере шестисот тысяч фунтов стерлингов. Бэкон же был обвинен в мздоимстве и злоупотреблении служебным положением – вещь, широко практикуемая в то время, –