полнявшего ту или иную социальную функцию, связанную с публичной речемыслительной деятельностью: политика, партийного функционера, хозяйственника, администратора, управленца, юриста, журналиста, писателя, художника, артиста, научного работника, педагога (разумеется, не в равной мере). Изучение такого рода материала имеет значение как для истории отечественной культуры, так и для понимания и нормирования современной языковой жизни нашего общества.
При описании и анализе образа ритора пришлось затронуть самые разные гуманитарные темы и проблемы: историю русского литературного языка и словесности, философию вообще и языка в частности, политологию, культурологию и историю, журналистику, литературную критику и герменевтику, риторику и поэтику.
Нельзя сказать, что советская словесность, язык, логосфера вовсе не описаны – история их изучения представлена в предлагаемой книге. Но описаны они явно недостаточно и, что важнее, несколько односторонне. В самых значительных современных описаниях, от научных (например, работы Н.А. Купиной) до публицистических (например, работы Б.М. Сарнова), в основу интерпретации материала положена так называемая тоталитарная модель, инициированная «новоязом» Дж. Оруэлла. Согласно этой модели советская действительность – это противостояние власти и народа. Власть притесняет и лжет, народ страдает от притеснения и сопротивляется. По-видимому, дело обстояло сложнее, и, чтобы разобраться, нужно в первую очередь отрешиться, насколько возможно, от предвзятых оценок.
Материал книги – советская словесность (преимущественно нехудожественная), главным образом, 20-х и 30-х годов – ключевого периода для понимания специфики советской словесной культуры (время формирования и становления ее норм).
В конце разделов приводятся вопросы и задания, которые помогут читателю обратить внимание на главные моменты изложения. В Приложении приведены отрывки из художественных произведений, в которых изображается советский ритор. В тексте пособия имеются ссылки на Приложение. Отрывки снабжены необходимыми комментариями и заданиями и могут использоваться для более успешного освоения и закрепления теоретических сведений, изложенных в книге.
Цитаты, являющиеся в пособии материалом, набраны, как и языковой материал, курсивом.
ВВЕДЕНИЕ
1.
СОВЕТСКАЯ СЛОВЕСНАЯ КУЛЬТУРА
В языкознании XX в. активно обсуждалась проблема объекта и предмета исследования. Наиболее авторитетной и популярной оказалась дихотомическая модель Ф. де Соссюра. По своему характеру и философским основаниям она представляла собой позитивистскую теорию, близкую методологии естественно-научного знания [Волков А.Г. 1966]. Это проявлялось, в частности, в понимании языка как имманентной сущности, в приписывании языку и речи однородности – свойства природных объектов. Отсюда, по-видимому, простота этой теории, обеспечившая ей феноменальную популярность. В развивавших теорию Ф. де Соссюра концепциях (структуралистских, трансформационных, теоретико-информационных) содержалась глобальная идея о простых отношениях языка и речи, в основном трансляционных: единицам языка соответствуют единицы речи. Языковая деятельность, согласно метафоре Ф. де Соссюра, понималась как игра (шахматная или другая), а члены языкового коллектива как игроки, одинаковые по отношению к языку (правилам игры).
В то же время осознавалась и ограниченность такого представления объекта и предмета языкознания. О культурной детерминированности языковой деятельности говорил еще В. фон Гумбольдт; в XX в. эти проблемы на Западе поставили Э. Сэпир, К. Фосслер и др., у нас вслед за А.А. Шахматовым – В.В. Виноградов. В книге 1930 года «О художественной прозе» [Виноградов 1980: 56—175] он предпринял критику соссюровской концепции и показал, что носители языка не могут в силу своей культурной принадлежности быть одинаковыми по отношению к языку и язык не может быть единым по отношению к носителям, так как он является не просто системой условных знаков, но культурно-обусловленным историческим феноменом. «По Виноградову, языковое сознание членов общества в принципе не едино. Оно однородно лишь в той мере, в которой разные члены общества находятся в однородных социально-языковых контекстах» [Рождественский 1978: 23]. В своей исследовательской практике В.В. Виноградов понимал язык широко и сосредоточивал внимание на культурно-исторических аспектах его существования. При этом в объекте и предмете исследования оказывался и носитель языка – языковая личность, также детерминированная культурно-исторически (понятие образа автора, образа оратора, внимание к фигурам филолога-нормализатора, современника-свидетеля, героя произведения и т.п.). Поэтому отношения языка и речи (системы и текста) не могут выглядеть столь просто и однолинейно, как у Ф. де Соссюра и соссюрианцев.
Как свидетельство неудовлетворенности соссюровской дихотомией можно трактовать и активизацию в последнее время теоретических и практических разработок науки о речи: лингвистики текста, теории речевых актов, теории дискурса, неориторики и др. Кроме всего прочего, эти разработки показали, что между языком и речью отношения вовсе не просты и, по существу, еще не прояснены современной наукой. «Неверно говорить, – заметил по