ты «угол номер пять»
Готов искать от горькой доли,
Когда исписана тетрадь,
Но только в жизни, а не в школе,
Когда готов ты отступить
От близкой и заветной цели,
Когда твой пульс совьётся «в нить»
На мониторе еле-еле,
Когда любовь твою распнёт
Кому ты верил, как ребёнок,
Когда твой близкий намекнёт,
Что он отъявленный подонок…
Запомни! Это – не конец,
Как бы банально ни звучало!
И веруй – так даёт Творец
Тебе ещё одно Начало.
Возьми невиданный разбег
Назло ушибам и ожогам,
Вставай с колен! Ты – Человек!
Кузнец судьбы своей… под Богом.
СТРАСТЬ
Гудели бабы: «Вот же страсти,
Как хорошо живётся им!
Везёт Кармен – такое счастье,
Хоть в кинозале поглядим.»
«Опять беседуют о страсти,» —
Матвей потёр себе висок.
Вдруг показалось, пела Настя,
Её, как будто, голосок.
«Ужель зовёшь меня ты, Настя? —
И к небу поднял он глаза, —
Как долго ждал я это счастье!»
Сверкнула радостно слеза.
Старик скрутил себе цигарку —
Молодки сморщили носы.
От вспоминаний стало жарко,
Хоть травы полнились росы.
Дрожали руки мелкой дрожью,
Табак просыпался в траву.
Пел жаворонок песнь над рожью,
Предстало всё, как наяву.
В далёкий год всё это было:
С цыганкой страстная любовь.
В любви светилось всё и плыло,
Кипела в жилах жарко кровь.
Звенело Настино монисто,
Она кружилась у костра.
Горел Матвей любовью чистой
Всю ночь до самого утра.
Любовь, лишённая рассудка,
Фонтаном била и цвела.
Но в ход вступили предрассудки,
Верша коварные дела.
В ночи ключом кипели страсти,
Казалось, рухнут небеса.
Миг необузданного счастья
Прервали братьев голоса.
Они схватили в ночь Матвея,
К столбу позорно привязав.
Хлестали, силы не жалея,
В конце собак всех отвязав.
У Насти разум помутился,
Вскричав, та тут же умерла.
Матвей у бабки очутился —
В беспамятстве та забрала.
Лечила, раны зашивая —
В бинтах полгода жуткий плен.
В полубреду лежал, не зная,
Что ног лишился до колен.
Рыдал, очнувшись, и метался,
Просил всё к Насте отпустить.
И только матери поклялся
На этом свете дальше жить.
И стали дни чернее ночи,
А ночь, как пытка и тюрьма.
Выл у могилы, что есть мочи
И Бога клял, что жизнь дана.
Построил жалкую хибару
С могилой Насти во дворе.
И каждый