она, и те её глаза каются
Я хотел бы всё вернуть
Но вот уже нельзя, время как песок, как вода
Она ушла. Мысли. И я такой на коленях весь
В рассуждениях весь, в полном одиночестве,
Совсем один. Такое грустное соло на тихое «иди»?
Когда несколько дней смотришь в потолок, кажется, что бетонная крыша медленно опускается вниз. И, ты с надеждой ждешь, когда она, наконец, тебя раздавит.
Я уже неделю не меняю горизонтального положения. В углу стоят жестяные тарелки с нетронутой едой, а пасмурная погода превратила камеру в мрачную пещеру. За стенкой слышны крики караульных, которые гоняют непослушных зеков, как дворовых псов. Мне плевать. Меня никто не трогает, и я, безусловно, этому рад. Только вот одиночество – это воронка, которая затягивает тебя в яму воспоминаний. Ты утопаешь в этом прошлом, захлебываешься чернотой событий, и когда вскарабкиваешься на поверхность, срываешься и снова падаешь на дно. И что-то зловещее смотрит на тебя сверху, наблюдает, страшит и тихо посмеивается.
И вдруг, с самого дна памяти, из далёкого детства всплыла передо мной родимая даль с многочисленными оврагами и речушками, одурманивающие запахи летней косьбы в окрестностях деревни. Бесконечная игра в футбол во время школьных каникул, приятный запах сена в старом сарае родительского дома вперемешку с запахом ароматных яблок, добытых из чужого сада, запах тоненьких румяных блинчиков, только что испечённых…
Тоска разрывала душу на куски, что я не слышал ничего вокруг. Но самые режущие воспоминания, они о Ваське…
Вот она неуклюже бежит по полю, босая и просит догнать ее. Глаза светятся счастьем, ветер играет с ее белоснежными волосами, а я не могу пошевелиться. Вася машет руками, словно готова обнять весь это мир. А я стою, как статуя, не в силах разделить ее ребячество.
– Ваня, – зовет она, смеясь, – беги сюда! Здесь Алла и Денис нас точно не увидят! Не найдут! И тогда, они точно проиграют!
Я опускаю голову и усмехаюсь себе под нос. Она еще ребенок – это факт.
– А как же Рэй? – кричу ей в ответ. – Ты его явно недооцениваешь!
– Он не видит ничего дальше своего носа! Слепой, как крот! – отзывается она и хохочет с собственной фразы.
Ее смех эхом раздается по округе.
Она смеется настолько заразительно, что невольно начинаешь радоваться вместе с
ней. Не сдержавшись, я пробираюсь к ней сквозь высокие колосья. Мы усаживаемся под деревом, смотрим на ясное небо, глубоко дышим и молчим. И пусть она думает, что это лишь детская игра в прятки, чертова забава, но я не играюсь.
Моя голова набита гвоздями, которые впиваются в мозг и вызывают такую боль, что череп разрывается на части…
Неожиданно, железная дверь со скрипом открылась. В камеру зашел мой адвокат.
– Можно? – спросил он, не скрывая ехидной улыбки. Эта улыбка – его визитная карточка.
Он был из тех людей, которые шагают по головам и даже не смотрят под ноги. Ни совести. Ни жалости. Ни любви. Он расчетлив и невероятно циничен. Идеальный адвокат.
– А,