по рюкзаку, будто они сбегали из дома навсегда. Да уж, наша компания была весьма сомнительна и, по всей видимости, не отличалась умом, коль пошла на такое.
– Ты должен мне пятак, – Семка ударил брата в плечо. – Как видишь, она здесь.
Мои брови сошлись на переносице.
– Вы что поспорили на меня?
– Не злись, Златка, – отмахнулся Сема. – Просто Сашка был уверен, что ты струсишь. Но, ты здесь. Очевидно, он ошибся.
Мой недовольный взгляд устремился на Сашу, но тот лишь опустил голову. Да, я была близка к тому, чтобы отказаться, но только вот Саша не мог знать этого наверняка. А тем более спорить на это.
– Ты не прав, Саша. Мне не свойственно бояться, – нагло обманывала я, строя из себя королеву бесстрашия.
В знак поддержки, Нина похлопала меня по плечу.
– Ты права, Злата. Саша не прав.
– Ого, как сильно сказано, – хохотнул Сема. – Кто это? Ван Гог?
– Ван Гог – это художник, тупица.
– Да хоть Египетский бог! Ладно, прекращаем капризы. Погнали навстречу приключениям.
Ребята устремились вперед, а мы с Каштанкой волочились позади. Я то и дело оглядывалась по сторонам, в страхе, что кто – то нас заметит. Как же было просто убедиться в том, что я не дебоширка. Злата Цветкова – тихая, спокойная девочка, которая мечтает о фарфоровых туфельках и пускает во сне слюни на подушку, а вот подобные выходки ей не по душе. Определенно не по душе.
Иногда, ночное небо выглядит глубоким, бездонным, недосягаемым, а иногда кажется, что стоит вытянуть руку, как яркая звездочка окажется у тебя в руках. Но сейчас оно было мрачным, затянутым густыми тучами. Таким жутким, что кружилась голова.
Нинка кинула рюкзак на могилу моих родителей и неаккуратно уселась не него, Каштанка легла рядом, а мальчишки таскали хворост, чтобы разжечь костер. Только я топталась на месте, лихорадочно озираясь по сторонам. Ночью, кладбище не выглядело также безопасно, нежели днем. Мне постоянно мерещились посторонние шорохи. И даже силуэты.
Соколовы быстро справились с заданием. Костер разгорелся за секунды. На старых фотоснимках отражались языки пламени, придавая блеск неживым глазам. Мне показалось, что покойные родители наблюдают за нами. А точнее, сильно негодуют.
Не злитесь, милые. Мы ненадолго.
Мне нравился треск сухих веток. Он успокаивал. Отвлекал.
– А что случилось с твоими предками? – спросил Сема, тормоша угли палкой. – Как они погибли?
В этот момент Сашка взглянул на меня, словно его это тоже волновало.
– Пожар, – промямлила я. – Они погибли в пожаре.
– Да уж, жаль, – вздохнул Семка. – Ты на маму похожа, а Матрос – на батю.
Мне не нужно было смотреть на фото, чтобы воспроизвести образ родителей у себя в памяти. Сема был прав. Белокурые кудри Пашка унаследовал от отца, а я была точной копией мамы. Русые волосы, зеленые глаза, только лишь нездоровая худоба была моим личным достижением.
– А вы? – вырвалось у меня. – На кого