много богатых особняков, в которых жили малокяне.
– Кать, кто такие малокяне? – удивился Шукран, – В первый раз слышу.
– Сама не знаю. Богатые люди. Золотопромышленники. Смотри, видишь краеведческий музей? Раньше там был торговый дом немцев Кунца и Альбертса, сибирских королей. Там можно было купить всё от булавки до каретного экипажа. Стиль – немецкий классицизм. И немного модерн.
– Катажина, откуда ты это всё знаешь-то? – удивился парень, проходя под тенистыми ветвями тополей следом за девушкой.
– Да так… Как-то сидела в очереди к стоматологу, а на столе книжка такая глянцевая лежала про историю города. Вот я её и читала, пока моя очередь не подошла. А потом, когда гуляла по городу, уже фотографии из этой книжки вспоминала и пыталась отыскать эти дома.
– А я уже решил, что ты где-нибудь на историческом факультете учишься.
– Неа… Три года здесь жила, пока в колледже училась, и вот сейчас в командировку приехала.
Шукран задумался. Как так могло получиться, что эта деревенская девчонка, три года прожившая в его городе, знает историю города лучше, чем он сам, родившийся и живший здесь? А Катя между тем продолжала болтать без умолку. К концу дня у бедного Шукрана всё перемешалось в его сознании. Melting pot, как любят говорить американцы. В его мыслях поселилась полячка пани Лесовская, богатые малокяне, сибирские короли и генерал губернатор Буссе, собственной персоной.
После того, как он проводил Катю до дома, вернее до дома её подруги, у которой она остановилась проездом, Шукран пешком отправился в сторону рынка.
Рыночная площадь уже была пуста. Только мусор, разорванные коробки, пакеты, погнутые пластиковые бутылки, валявшиеся под пустыми прилавками, напоминали о шумной дневной жизни. Шукран прошел мимо рынка и остановился перед огромным торговым центром. Когда-то здесь была тихая улочка его детства. А вместо стеклянного многоэтажного торгового центра стояли двужэтажные деревянные бараки, в одном из которых жила семья Шукрана. Жили бедно, как и все их соседи. Он вспомнил, как его старший брат Рамиз и его дружки начали заниматься рекетом на рынке. Тогда в лихие девяностые его семья и стала выбираться из нищеты. Детство в бараке Шукран помнил смутно, а его отец и брат помнили, конечно, но не любили вспоминать. И если Рамиз вырос на улице, то Шукрану отец старался дать престижное образование – сначала лучшая гимназия города, затем экономический факультет университета. При воспоминании об универе парень поморщился. То, чему учили его там, было совершенно чуждо и не к душе. Чего хотел он сам, Шукран затруднялся ответить. Он, сколько себя помнил, всегда боялся не оправдать надежд отца, всегда старался соответствовать требованиям.
Шукран смотрел на новую парковку для машин, где стояли дорогие джипы, и уже не верилось, что когда-то на этом месте были полуразвалившиеся сараи, в которых жильцы барака хранили дрова. Ничего не осталось от улицы детства, трущеба превратилась в оживленный