но умел это скрыть от зорких глаз органов карательных, вовремя прибирая за собой, и не гадя где попало. Изворотливость эта, помноженная на общительность и умение ладить с людьми – коммуникабельность, двигала майора по служебной лестнице, и он уже приготовился провертеть третью дырку под прямоугольник подполковника на петлицах. А это значит и новая должность последует. Вот поэтому Дрюкин и собирал вокруг себя людей оборотистых, расторопных. Команду. Чтобы дела делать, а не "лапу сосать". Пока идет война, столько всего списать можно на нее. И майор списывал. Так успешно, что уже не все свои заначки помнил. Хоть журнал заводи учета. Куда и что пристроил. Домов только скупил в окрестностях Москвы пару десятков, на подставных лиц. Родственников в основном. Даром люди отдавали, когда немец пер на столицу катком железным,– "Сгорело кое-что, не без того, но и это не беда. Получим ссуды от рабоче-крестьянского государства, роднули… и восстановимся. Отстроимся и продадимся в десять раз дороже",– жизнь будущая, после войны, казалась майору светлой и праздничной. Ну а пока война, есть конечно риск и пулю получить, но тут как говорится, – "Кто не рискует – тот не пьет шампанское",– впрочем риск был и здесь минимальный. На фронт, в окопы майор продукты не поставлял и сам в эти окопы не лез. Бывал он в них реже, пожалуй, чем командующий фронтом. Тот нет, нет, да наведывался раз в полгода на передовую, чтобы авторитет свой поднять и сфотографироваться на фоне горящих фашистских танков, которые специально раскочегаривали коктейлем Молотова для фотокора. Дрюкину светиться в прессе нужды не было. Задачи у него стояли в иной плоскости, при снискании хлеба насущного, нежели чем у командующего.
Хрюкина майор пока особенно не загружал, поручив ему заниматься скупкой и реализацией товаров повышенного спроса, с выездом в командировки. В ту же Москву. Столица с удовольствием поглощала деликатесы, прибывшие с фронта, ей же туда и отправленные, чуть ранее. На фронте продукты проходили некое крещение и приобретали сакральность, а стало быть и стоимость повышенную. Это все прекрасно понимали и деньги платили не ерепенясь.
Война списывала вагонами и эшелонами. И в этом потоке "деньги – товар – деньги" Хрюкин поплыл уверенными саженками, совершенно не предполагая, что ему напророчено стать, в лучшем случае, мелким чиновником. Мелким он уже стал, всего лишь две недели спустя, после того как это пророчество прозвучало.
"Для кого война, а для кого мать родна",– поговорку эту народную, русскую, первым высказал, наверняка человек, столкнувшийся с Частями Материального Обеспечения. Узнав об их деятельности не понаслышке, а столкнувшись непосредственно. Возможно в качестве дознавателя, например, или прокурора, которому упали на стол документы по очередному "Трофейному делу". Их судили, сажали и даже казнили при любой власти. Называли презрительно ЧМО, но меньше их от этого не стало. Они, как крысы, которым, если не препятствовать размножаться, способны заполнить любую площадь, любой объем, Галактику, Вселенную. Но они хуже крыс, опаснее, потому что над крысами есть люди, а над ЧМО, никого нет. Даже Бога.