подумала, что , черт возьми, не хуже Бабки-Ежки.
И вдруг что-то случилось. Как будто тяжеленный камень с сердца упал. Я распахнула окно в кухне и свежий ветер ударил в лицо. Свободна! Я живу, дышу, я больше не брошенная жена и не серая мышь. Я – это я! И все у меня получается! И я засмеялась громко и радостно, как не смеялась уже давно. А потом…выбросила красное пальто.
…Время от времени память назначает нам свидание. У нее много обликов: иногда это пожелтевшая от времени фотография, которая вдруг выпадет из старой сумки. Отчего старые снимки всегда пахнут кошками и валерьянкой? Иногда это наспех нацарапанный на клочке бумаги номер телефона, который застрял между диванными валиками и тихо пережил множество генеральных уборок. И за каждой неровной – в чернильных пятнах цифрой – империя чувств.
На этот раз память приняла облик Сережи. Он сидит в моем кабинете, положив руки на сверкающую столешницу – французы знают толк в дизайне – и говорит, говорит… Они с Ниной – так зовут Бабку-Ежку – уезжают за границу. И хотя он старается говорить непринужденно, я чувствую: что-то здесь не так. Слишком поспешно они уезжают. Может быть, она больна? Естественно, она это скрывает – я поступила бы точно так же.
Я киваю головой, поддакиваю, иногда улыбаюсь, а сама думаю только об одном: я давно привыкла жить без мужа.
Но как мне обойтись…без соперницы?
2 глава. Ланфрен-Ланфра
– Я бы хотел с дочкой попрощаться, – сказал Сережа. – Может быть, вместе домой поедем? Я тебя подвезу.
Вспомнил про ребенка, наконец!
Мы вышли на улицу, подошли к нашей бывшей машине. Вернее, к моей бывшей машине. Я даже не заикалась о том, чтобы ее забрать после его ухода, хотя мы на нее вместе копили. Знала: для него машина – это как любимая собака, самый верный друг. Все у него можно отнять, только не машину. По дому Сережа вечно носки разбрасывал, пепельницы с окурками, когда еще курил – потом я заставила бросить, рубашки вечно на спинках стульев висели. А в машине царила идеальная чистота. Ни соринки – хоть с пола ешь. Он ее сам мыл, стекла надраивал, коврики выбивал.
А теперь на чисто вымытом стекле сиротливо белело объявление на картонке: "Продается!" И номер телефона. Приспичило, значит, раз прямо на машину повесил. Ну да, я-то женщина бюджетная, к строгой экономии приучена. И хотя муж зарабатывал хорошо, я все равно экономила. Бывало, кофточку новую хочу – ан нет, до зарплаты подожду. Да и после зарплаты все посчитаю: сначала мужу, потом дочке, а потом, если останется, то и себе можно по скидкам прикупить чего попроще. А Бабка-Ёжка карга дорогая, нечисть расфуфыренная. Такой сапожки с рынка не прикупишь. Ей, небось, лабутены подавай, на ее двухметровой длины ноги. Небось, за границу, на Сережкины денежки летят.
До дома доехали в молчании. Между нами выросла стена покрепче кремлевской. Вернее, она и раньше-то выросла и никуда не делась. Но сейчас как-то сильнее ощущалась. Сережа плохо выглядел. Вроде все, как всегда, но мелочи – а в них сидит дьявол – и детали говорили