тады будить? Небось, заартачишьси?
Ольга сначала конфузливо одернула свое ситцевое платьишко и, вскинув голову, повернула к Петру Корнеевичу лицо. Потом удивленно подняла дуги бровей и мучительно покраснела. От смущения и неловкости, неискушенная в подобных любовных делах, она даже растерялась и не знала, что ответить, поэтому неопределенно пожала плечами. Нагловатый Петр Корнеевич, не упуская удобный момент, резко наклонился к ней, пытаясь исполнить свое нагловатое намерение.
– Тю на тебя, ты что, белены объелси? – отшатнулась Ольга и сделала обиженные губы бантиком. Лицо ее зарделось от соблазнительного намека ухажера и от прилива девичьей стыдливости. – Ты, Петро Корнеевич, руки дюже не распускай и сначала окстись. А ежели хочешь по-сурьезному что-либо дельное сказать, то не тяни мине за душу, как кота за хвост, – смущенно улыбаясь, глуховатым неприступно-строгим голосом сказала она, чем быстро охладила строптивый пыл зарвавшегося молодого казака, да так, что он чуть язык не проглотил. Петру Корнеевичу стало нечем крыть – любовная карта его оказалась бита.
Ольга быстро выпрямилась и с какой-то лукавой хитрецой посмотрела на него.
– А ты, казак, ничего из себя, видный, однако чересчур нагловатый и самонадеянный! – наконец по достоинству оценила она предосудительный поступок Петра Корнеевича.
Налетевший ветерок подхватил и попытался задрать подол ее легкого ситцевого платьица, которое со временем изрядно выгорело под нещадно палящим кубанским летним солнцем. Петр Корнеевич краем наметанного, опытного глаза сразу же приметил, что платье в районе пышных Ольгиных грудей плотно облегало девичье упругое, загорелое тело и на мгновение представил ее нагую гибкую, стройную и ладно скроенную фигуру. Ольгины тугие груди и соск? которые выпирали из-под тесноты тонкого ситца, возбуждали его воображение. Ее загорелые икры вызывали у Петра Корнеевича искреннее восхищение. Ольга обеими руками поправила на голове роскошный венок, который она недавно сплела из ярких, голубовато-сиреневых полевых цветов. На ее блестящей от загара темно-коричневой шее висели разноцветные монисто стеклянных бус, нанизанных на суровую домотканую нитку.
Тут Петр Корнеевич не выдержал и опять потянулся вперед, чтобы обнять Ольгу и приголубить. Тогда она молча, но больно ударила его по рукам. Нетерпеливый ухажер совсем не ожидал такого поворота событий.
Ольга отскочила в сторону, опустила стыдливо антрацитовые угольки глаз и непроизвольно покраснела от предательского смущения. В уголках ее притягательных губ дрогнула едва заметная потаенно-дерзкая улыбка.
С минуту она молчала и, оправившись от смущения, посмотрела на липучего ухажера укоризненным взглядом.
– Ты давай не дюже свои длиннющие руки распускай, а то я их враз укорочу! – строго предупредила она.
Петр Корнеевич понял, что с Ольгой шутки плохи, что она за словом в карман не полезет и в обиду себя не даст. Вдруг Ольга поинтересовалась:
– А ты, Петро Корнеевич, усе-таки скажи мине на милость,