чтобы отрегулировать вентилятор. Она затаила дыхание.
– Так тот друг, у которого ты была… – Посмотрев в зеркало заднего вида, он переместил руку на руль. – Как я понял, устроиться у него на несколько дней не получится?
– До Мэрисвилла путь неблизкий. Я собираюсь работать в Мельбурне.
Диди хотелось кое-что доказать своей семье и самой себе. После окончания школы она пару лет провела за границей. По возвращении домой ей был предоставлен выбор: либо она поступает в университет, либо поступает по-своему. И Диди уехала.
В семье к ее увлечению творчеством относились как к бесполезной трате времени: искусство не оплачивается, художники денег не зарабатывают. Пока Диди не удалось доказать свою правоту.
По дороге они остановились у небольшого зоомагазина; еще через пятнадцать минут Диди вошла вслед за широкоплечим Камероном в роскошное здание.
Затем они поднялись в пентхаус. Войдя в гостиную, Диди от удивления сделала шаг назад. Она не ожидала увидеть столь строгий, холодный и обезличенный интерьер.
Держа коробку с котом, девушка огляделась. Белоснежные диваны строгого стиля и лежащие на белом мраморном полу черные ковры создавали ощущение бесконечного пространства. Пара журнальных столиков со стеклянными столешницами, на них – лампы с черными абажурами, испускающие слепящий свет. Белые портьеры обрамляли окна во всю стену, из которых открывался потрясающий вид на вечерний Мельбурн.
Диди отметила, что в квартире царит идеальная чистота: ни пылинки, ни брошенной вещи, ни чашки кофе, ни пульта от телевизора, ни книги. Такое впечатление, что здесь никто не живет. Унылая обстановка. Наверное, хозяин редко бывает дома.
Она подошла к окну:
– Классный вид отсюда. Думаю, когда у тебя появляется время, ты любуешься красивыми закатами.
– Рассветами. – Он поставил ее сумку на пол. – Окна выходят на восток. А время у меня имеется.
– Не назвала бы тебя созерцателем.
– Неужели? Ты делаешь поспешные выводы о неизвестных тебе людях. Еще ты импульсивна и руководствуешься эмоциями. И видишь только то, что хочешь видеть.
Его резкая оценка больно ранила Диди. Обретя некое подобие равновесия, она вздернула подбородок:
– А ты подвластен холодному, расчетливому рассудку. Восход солнца олицетворяет собой обновление, надежду, душевное тепло… Бог мой…
Диди умолкла, увидев большую композицию на текстиле, которую не заметила сразу. Не отрывая от нее взгляда, она выудила из сумки очки для чтения и направилась к картине.
Асимметричный холст занимал почти всю стену. Деревья в лесу были вышиты и выписаны маслом, кружащиеся снежинки в виде шестиугольников были расшиты серебряными нитями и бисером. Не удержавшись, Диди вытянула руку, чтобы прикоснуться к этому чуду.
– Картина Шейлы Додд. Это, должно быть, стоит целое состояние.
– Да. Тебе знакомы ее работы? – Тон Камерона стал уважительным, словно ему трудно было поверить, что Диди слышала о Шейле Додд.
Она