пошли подавать документы в школу по соседству. Немолодая усталая учительница, которой я бегло прочитала страничку из азбуки, решила легкую задачку про гуляющих за забором кур, написала как можно красивее прописные буквы и ответила на несколько легких вопросов, потерла лоб и укоризненно произнесла:
– Ну и что мы будем с ней делать? Сразу в третий класс сажать?
– Нельзя ее в третий, – жалобно сказала мама. – Девочка маленькая, худенькая, ее там обижать будут.
– Может быть, вы ее в какую-нибудь спецшколу определите? – вмешалась другая учительница.
– У ребенка слабое здоровье, – снова возразила мама. – Частые простуды, головные боли. Пусть учится в обычной школе.
– Ей же у нас скучно будет, – развели руками обе педагогини. – Дети придут, которые букв и цифр не знают. Контингент здесь, сами понимаете…
– Ничего, – вздохнула мама, – пусть. Обычный контингент, советский…
Мне стало жалко родителей, которые сидели с печальными виноватыми лицами, оттого что я слишком много знала.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, – сказала я, – я скоро простужусь и буду сидеть дома, пока другие дети будут учиться.
Учительницы переглянулись и вдруг рассмеялись.
– Не надо болеть, – сказала та, которая меня экзаменовала, – будешь мне помогать. Может, когда вырастешь, тоже учителем станешь. Цветы поливать умеешь?
– Умею, – кивнула я. – Только у нас дома плохо растут, потому что темно. Первый этаж.
– А у меня в классе светло. И цветы растут очень хорошо. Огромные вырастают. Меня зовут Светлана Степановна.
Так я оказалась в самом первом классе самой обыкновенной средней школы. За соседними партами сидели дети из коммуналок, строительных бытовок и малосемейного общежития чулочно-носочной фабрики, располагавшейся неподалеку. Оказалось, что всего несколько человек знают некоторые буквы и цифры, а писать вовсе не умеет никто. Зато мои одноклассники и одноклассницы виртуозно выражались такими словами, за которые меня дома ждало бы строгое наказание.
Кузя
Мне всегда было проще общаться с мальчишками. Девочки с их постоянными маленькими интригами, секретами, которые моментально становились общим достоянием, клятвами в вечной дружбе, которая на следующий день могла превратиться во вражду со всей атрибутикой кухонной войны, с выкрикиванием ругательств и кривыми меловыми надписями на стенах, не вызывали во мне желания сблизиться. Те, которые учились получше, считали меня конкуренткой, другие, послабее, задавакой.
Мне было равно наплевать на одних и на других. На уроках я откровенно скучала и, если бы Светлана Степановна не давала разные мелкие поручения: полить цветы, принести мел, вымыть доску, наверное, заснула бы от тоски. Я искренне не понимала, как можно три урока подряд долбить и не выдолбить звуки А и У, не уметь сосчитать «один плюс два». Но странным образом получилось, что я стала своей для хулиганов и забияк, не отличавших А от Б. Их нисколько