затылка накрученным на палку.
На пол натекла громадная лужа крови.
Смертельная любовь
Обхватив голову руками, начальник охранки Заварзин, полный отчаяния, рассуждал: «Кто мог думать, что любовные досуги Хорька закончатся столь плачевно! И то сказать, сколько самых кровопролитных войн, сколько ужасных преступлений вызвали любовные страсти. И я уверен, что этот страшный труп с вытаращенными глазами, с оскалом белых молодых зубов – на совести Клавки, которую несчастный так любил».
Шпильки
Всякая смерть по-разному отзывается на других. Одних оставляет почти равнодушными или даже возбуждает чувство какого-то нехорошего, странного удовольствия: «Думал, сто лет будет жить, а вот – отпел и отплясался. Ну, а я еще малость небо покопчу!»
Другая часть людей, всегда малочисленная, чужой смертью бывает поражена столь сильно, что, кажется, отчаяние готово убить их самих.
Вот и на сей раз смерть важнейшего осведомителя была воспринята сыщиками различно. Враз рухнули мечты начальника охранки. Он уже не мог блеснуть перед высшим начальством разоблачением врагов империи и еще более продвинуться по должности и чину. Заварзина оскорбляло, что его, словно школяра, провели за нос, что кто-то оказался хитрее.
Вчерашний адъютант генерал-губернатора Сильвестр Петухов, человек, верно, впечатлительный и робкий, не привыкший к трупам и крови, судя по выражению лица, испытывал лишь одно – страх и отвращение перед видом задавленного человека. Его кадык быстрой мышью бегал по горлу, уста сухо сглатывали, лицо было бледнее обычного.
У Соколова, лишенного излишних сантиментов и еще никак не связанного с этим делом, главным чувством было профессиональное любопытство. Его цепкий взгляд с интересом останавливался на различных предметах и малозаметных деталях, которые помогли бы навести на след убийцы.
Соколов первым нарушил оцепенение. Он повернулся к Заварзину.
– Ну, Павел Павлович, теперь невольно я оказался втянутым в эту историю. – Обратился к Сильвестру: – Еще раз сходите в аптеку, позвоните дежурному. Пусть отыщет медика и фотографа – срочно сюда.
Хотя старшим по должности был Заварзин, но распоряжение знаменитого сыщика было воспринято как естественное. Заварзин погрозил Сильвестру пальцем:
– Не вздумай, поручик, дворника и понятых звать – не тот случай! Хоронить Хорька, царствие ему небесное, – Заварзин перекрестился, – тайком будем. И венок от Департамента полиции…
Сильвестр с явным облегчением бросился вон из страшной квартиры, – только каблуки по лестнице застучали.
Заварзин кивнул вслед ему:
– Хороший сотрудник, однако к трупам привычки нет, трясется и пугается. Да это быстро пройдет, не беда… – Полковник вдруг осекся, уставился взглядом на кровавую лужу. – Граф, сюда взгляни, да вот, возле спинки кресла, – и, уже раздражаясь, добавил: – Неужто не видишь? А еще гений сыска!
Соколов невозмутимо отвечал:
– Я много чего вижу. Например, что у тебя, полковник,