как плохо стало в России, когда ее покинули мы!» Ну что с ним делать? Уж не дискутировать ли? Руки вымоешь, и все.
Но это к слову. Я увлекся и теперь виноват также и перед г-жой Дашковой: ведь взялся говорить о ней, а сбился совершенно на другое.
Признаюсь, однако же (и пусть это будет во-вторых, раз уж не обошлось без во-первых), что нырнуть я собирался в придонный слой как раз к марининым, еще раз извините, донцовым. Но тут, слышу, передают по радио репортаж из города Франкфурта: известнейшая русская писательница Полина Дашкова недовольна русской критикой. Ну что это такое, – говорит: за границей каждая моя книга – событие, пресса захлебывается от восторга, на родине же никто меня не понимает, и молча гибнуть я должна.
Ладно, думаю. Если на то пошло – куплю и прочитаю.
Так и поступил.
Масса достоинств, бесспорных и редких, а в жанре детективного романа – пожалуй, даже исключительных. Точнее – три. Нет, четыре.
Первое – проза Полины Дашковой грамотна. Во всех смыслах этого слова. Автор владеет литературной русской речью. Синтаксис разнообразен, интонирован и согласован с возможностями дыхания. Диалог правдоподобен. Темп стремителен.
Второе – идейный горизонт (этого, по крайней мере, романа;
других не знаю) значительно выше милицейского сапога и даже дубинки. Полина Дашкова на самом деле, всерьез, а не для листажа, интересуется характерами, обстоятельствами, отношениями персонажей. Буквально каждая страница обращается к читателю с невидимым как бы примечанием: нет, ты видишь, до чего я непринужденная? сечешь вообще, что перед тобою не какая-нибудь раба криминального сюжета? не примитивное чтиво, не преступники-сыщики, а как есть словесность про жизнь.
Третье, особенно приятное – не клокочет половая страсть, и садо не играет с мазо, и вообще градус пошлости резко занижен, если измерять по общепринятой нынче шкале. Прохладнейшие клише. Прямо душа радуется:
«В салоне было темно, он чувствовал ее запах, свежий и легкий, слышал, как она там возится, устраиваясь поудобней, и у него горели уши. Ему хотелось, чтобы она поскорей заговорила. Сам он первым почему-то не мог заговорить, слова вылетели из головы. Молчание с ней наедине в темной машине было каким-то странным, от него пересыхало во рту и сердце билось чуть быстрей».
Наконец, четвертое придает специфический привкус именно данному «Чувству реальности». По-видимому, есть вещи, о которых Полина Дашкова судит не понаслышке. Так, ей знакомы быт и нравы столичной политической прихожей – мир партийных и парламентских пресс-служб. Собственно говоря, здесь и происходит действие. Один из солистов – вообще депутат и даже лидер какой-то фракции. Провинциалу вроде меня страсть как любопытно, что за тузы в Москве живут и убивают. А тут портреты явно с натуры. Явно с близкого расстояния.
«Он был похож на огромного жирного младенца. Грушевидное лицо, сплюснутое у висков и широкое книзу, короткая шея, выпуклые круглые глаза цвета рыжего