ты на него вышел? – удивился Алексей. – По следам?
– Да какое по следам? – усмехнулся Зайцев. – Их двое было, конокрадов. Люди заметили, не все ж ночью спят, что коней из села погнали прямиком к Золотаревскому бору. Меня среди ночи хозяева подняли. Беда, мол, Лукич, лошадей покрали. Я в седло, Ермашке свистнул – и в погоню. Нагнали их уже у переправы через Тесинку. Ермашка в воздух из ружья – бабах! Ну они сразу по кустам и вдоль берега как сиганут! Мы – за ними! Всю морду ветками исхлестали, пока догоняли. Ну они видят, дело плохо, в лодку, что у берега стояла, вскочили и отчалили, а лошадей оставили. Смотрю, одна точно конокрадская: цыганское седло у нее особое, с крючками, чтоб ворованных лошадей цеплять, а в переметной сумке клейма всякие, чтобы, значит, их переклеймить…
– И вы задержали этих конокрадов? – Алексей с интересом смотрел на Егора Зайцева.
– Задержали, – произнес тот степенно и снова пару раз затянулся цигаркой. – Что ж их было не задержать? Я ведь на того коня сел, поводья отпустил, он меня к этому жулику и привез. В самые ворота мордой уткнулся…
– Ну молодцы! – с веселым удивлением воскликнул Алексей и хлопнул по плечу Зайцева. – И чего бы этой лихой дамочке тоже своего коня не оставить? Глядишь, и вывел бы нас на эту мерзавку, что чуть меня в карьере не схоронила!
– Ну дамочка не дамочка, – сказал Зайцев и, хлопнув себя по коленям, поднялся с камня, – но найти мы ее непременно найдем! Эй, Ермашка! – окликнул он охотника. – Проводишь Алексея Дмитрича и езжай в Черную Речку! Там переночуем, а завтра кое-что разузнать надобно будет. – Он посмотрел на Алексея. – Пока докладывать нечего, если что, я с Ермашкой вам записку передам.
– Что-то серьезное?
– Пока не знаю, – ответил урядник, – но на днях, думаю, что-нибудь прояснится.
Он вскочил в седло такой же приземистой, как у своего приятеля, лошадки, взял под козырек и скрылся в темноте.
Алексей проводил его взглядом и спросил у охотника:
– Так как тебя по-настоящему зовут? Иринек или Ермашка?
Тот ухмыльнулся:
– Папка с мамкой Иринеком нарекли, поп, когда крестил, Тимошкой, а вот Егор Ермашкой назвал. Теперь все меня им кличут да еще иногда Сибдиеком, так у нас в сказке охотника звали, но мне больше Ермашка нравится. Ермак Тимофеевич большим человеком был, даже нашего князя не боялся, а у него тумен[12] был больше тыщи воинов.
– Так он тебя что ж, в честь Ермака Ермашкой зовет? – удивился Алексей.
– Ага, – кивнул головой охотник. – Егор говорит: «Быть тебе Ермашкой, пока борода такой же не вырастет, как у Ермака». – Он хитро прищурился и почесал подбородок под хилой своей бороденкой. – Ты меня тоже зови Ермашкой, так мне привычнее.
– Хорошо, – Алексей огляделся по сторонам. – Где-то плащ оставил…
– Сейчас найдем, – охотник юркнул в камни и через некоторое время вынырнул из темноты с узлом на плече. – Однако много грибов набрал. Лушке весь вечер