добавила: – Тем более что у нее парень в армии служит, а в машину вы ее силком не тащили…
– Сейчас позвоню своему человеку…
– Погоди, – перебила Марта. – Когда девчонка в машину садилась, рядом кто-нибудь был? Провожал, видел…
Гудвин замялся:
– Вроде нет…
– Вова, ты что, под кайфом был?! – Гудвин не ответил. И Марта закричала: – Я же тебя просила! На такие дела под марафетом не ездят!!
– Домино, я только один косячок…
Марта швырнула трубку и буркнула: «Идиот!»
Борис Аркадьевич просыпался медленно. Казалось, ему было страшно открыть глаза, увидеть себя у Марты и понять, что все случившееся – не сон. Домино давно, по дыханию, догадалась, что любовник проснулся, но трусливо тянет время. Избавляя Гольдмана от неловкости, женщина стянула с него плед:
– Хватит притворяться, Борис. Вставай, умывайся и иди завтракать.
– Нельзя быть такой доброй, Марта, – не открывая глаз, прошептал Гольдман.
– Нельзя, – согласилась Марта. – Но приходится.
Через час Домино знала – заявление об изнасиловании зарегистрировано не было. Теперь, даже если девчонка пойдет в милицию, доказать факт насилия будут трудно. Вероятнее всего, придя домой, девчонка тут же залезла под воду и смыла все следы.
Говорить об этом Гольдману Марта не стала.
Завтракать Борис Аркадьевич отказался. Попросил наполнить ванну водой с успокоительной солью и до обеда скрывался под шапкой пены. Словно надеялся – карающая рука правосудия не вытаскивает из пены мокрых преступников.
Марта приготовила легкий диетический обед, продуманно-тщательно оделась и, зайдя к любовнику, села на край ванны.
– Довольно прятаться, Борис. Вылезай из воды, она грехи не смоет.
Гольдман тоскливо вздохнул и, очень напомнив Марте розового толстого тюленя, начал медленно подниматься из пены. Протягивая ему полотенце, Домино едва удержалась от желания залепить в трясущуюся, словно студень, щеку увесистую пощечину.
За обедом Гольдман вяло ковырял вилкой приготовленную на пару рыбу и таращился в окно, избегая взгляда Марты.
– Скучно, Боря, без девок и кокса? – не удержалась Домино.
Гольдман дернулся, как от удара, пристально посмотрел в глаза Марты и поднял бокал с сухим белым вином:
– Марта. Я хочу дать тебе обещание. Никогда, поверь, никогда я не притронусь к кокаину. Пить буду только вино. И с этой минуты ты – единственная женщина в моей жизни. Кроме мамы, естественно.
Дотянувшись до бокала Марты, Гольдман осторожно чокнулся и выпил вино одним глотком.
Марта свое только пригубила.
Весь день, вечер и ночь субботы, все воскресенье напролет Борис Аркадьевич был тих, нежен и послушен. Марта голубем, заботливо порхала вокруг и демонстративно собирала сумку «с вещами на выход». «Может пригодиться, Боренька», – печально говорил «добрый ангел», и Бориса Аркадьевича разбивал временный паралич. Один взгляд на приготовленную сумку – и господин Гольдман лишался голоса, движения и желания жить.
Утром в понедельник Боря и Марта вместе поехали