случилось, Петенька? – тихо спросил Маргадон, пораженный редким событием: брат извинялся. – Что-то плохое?
– Нет, – покачал головой только что лишенный поста гендиректор и неожиданно улыбнулся. – Отнюдь, брат мой, отнюдь. У нас все хорошо! Отлично! Я, брат, влюбился! – И добавил опасной в его возрасте мечтательности в голос: – Впервые. Вдрызг. Наотмашь.
Наотмашь словно ударили Виталия Викторовича. Он откинулся, собрался сказать что-то подобающее обстоятельствам, но в этот момент к столику подошел официант с подносом. Мусин дождался, пока на столик перед ними выставят коньяк, лимон, тарелочку, украшенную бутербродами с семгой, и налег грудью на край стола.
– При чем здесь твоя любовь?! – прошелестел озабоченно. – Почему ты заставил меня подписать эти нелепые бумаги?! Почему оставил меня одного у Подольского?
– Меня не должны были там видеть, – быстро ответил Петр. – Ты должен был один прийти к нотариусу и сам, без моего присутствия или давления, подписать бумаги!
– Но почему?!
– Да потому что завтра я продаю фирму!
Маргадон, чувствуя, как безвольно оползают щеки, как выступает на лбу испарина, помотал головой, будто не поверив услышанному:
– Продаешь?! Но я же подписал бумаги, аннулировал твою доверенность… Ты не имеешь права ничего продавать!
– Подольский не будет регистрировать документы до завтрашнего дня. До трех часов. После твоего ухода он закрыл кабинет и уехал за город. Если я не позвоню ему завтра до трех часов дня, он даст им ход. – Петр похлопал ладонью по папке, в которую переложил подписанные Виталием Викторовичем документы.
– Зачем? Зачем все это?!
– Это – страховка. Я перестал быть уверенным в людях, которым продаю предприятие.
Ну вот и все, екнуло сердце Виталия Викторовича. Сюрприз состоялся. И по совести говоря, чего-то подобного Мусин ожидал уже в течение последнего получаса.
– Петр, это… мошенничество, да?
– Не сходи с ума! Если сделка пройдет как надо, я позвоню Борису Альбертовичу и он уничтожит документы. Я проделаю это с твоим оригиналом.
– А зачем ты вообще идешь на сделку с людьми, в которых не уверен?!
Петр взял в руки пузатый бокал, покрутил конь як по его стенкам и ответил только спустя полминуты:
– Потому что, возможно, я дую на воду. —
Вернул бокал на столик, скривил лицо и снова, будто извиняясь, сказал: – Я уезжаю, Маргадон.
Надолго, возможно, навсегда.
Рука Виталия Викторовича машинально потянулась к фужеру, дотронулась до тонкого стекла и отдернулась, как будто пальцы угодили на раскаленный металл.
– Прости, Витенька. – Он потер небритую щеку. – Я закрутился, вымотался как собака… Совсем не так… не здесь я собирался с тобой поговорить… Но… извини. Получилось так, как получилось.
– Это из-за нее? – потерянно прошептал Виталий Викторович. – Из-за этой женщины?..
– Ее зовут Ирина. – Одно упоминание короткого женского имени вернуло на лицо брата улыбку. –