мне неизъяснимую прелесть дам прошлого века, учила изящным манерам, внушала хороший вкус.
А за стенами нашего дома выла, клубилась, пожирала жизни темная эпоха, и ходили, шаркали, крались в ночи страшные слухи. Многие из наших знакомых были арестованы, многие сгинули без вести, и их родные высылались неведомо куда. Я знала то, чего не знали многие, – знала, к примеру, что в машинах с надписями «Хлеб», которых необыкновенное множество появилось в Ленинграде, развозят не свежую выпечку, а заключенных. Это было страшно, но страх существовал вне моей души, потому что я знала и то, что наше время еще не пришло, мы можем продолжать свой пир во время чумы. Дандан же вообще вел себя так, словно жил при дворе какого-нибудь «короля-солнце», в беспечную эпоху смягчения нравов. Арсений был насмешливо-нежен, галантен, неутомим в любви и неиссякаем в нежности.
– Что тебе снилось? – спрашивал он меня каждое утро. – Вот я видел, что мы летим с тобой на воздушном шаре через безбрежную пустыню… Под нами – бесконечные горы песка, над нами – белесое, выцветшее от солнца небо, а нам весело. У нас с тобой есть вода и еда. Ты готовишь бутерброды с ливерной колбасой, а я трубку курю и тебе под юбку лезу.
Сны его бывали еще более фантастичны, и я завидовала ему, потому что мне почти никогда ничего не снилось. Говорю «почти», потому что один сон все же был в библиотеке моих грез. Но снился мне просто холм, покрытый яркой, изумрудной травой, а в траве было много одуванчиков – не желтых, а белых, готовых улететь с первым ветерком. Снилось мне, что кто-то, чьего лица я не вижу, срывает один из одуванчиков и дует на него, разлетаются легкие парашютики, и мне становится так легко, так хорошо на душе… Словно я уже умерла и, как одна из этих пушинок, лечу к небу, все выше, выше, выше…
– Неужели только этот холм? – дивился Арсений.
– Только этот.
– И ты никогда не видела его на самом деле?
– Откуда? Я всю жизнь прожила в Петербурге, даже за город на пикник не выезжала.
– Бедное дитя! Надо будет попасти тебя где-нибудь на солнышке. Вот издадут книгу…
Богиня писательской удачи повернулась к нам лицом: у Дандана вышла долгожданная книга и мы смогли поехать на лето в дом отдыха Ленинградского литфонда, в Коктебель. Путевки, разумеется, Дандану могли предоставить и раньше, совершенно бесплатно (и предлагали неоднократно), но приехать туда и не щегольнуть туалетами перед писательскими женами? Это было бы глупо. Портниха сшила мне несколько платьев, содрав бешеные деньги за срочность заказа, и через несколько дней, в вечерний час, я уже увидела из окна поезда огромную лужу черничного желе – это и было море.
Потом я узнала, что все отдыхающие и туристы делятся на две группы. Активная группа бегает по музеям и развалинам, осматривает базары и дегустирует на свой страх и риск блюда местной кухни, примеряет экзотические наряды и скупает сувениры. Пассивная группа валяется на пляже, пьет слабенькое местное вино, играет в преферанс