больно толкнула меня в бок, когда Олеська запустила шаловливую ручонку под Пашкин тонкий свитерок. В этот момент он перехватил ее руку, развернул ее к себе спиной и уже ничего не стесняясь, сложил обе руки ей на грудь (вроде как в танце). Олеська и не подумала высвободиться из его объятий.
– Вот гадина! – возмутилась Светка.
– Ой, да ладно, пусть развлекается, – усмехнулась я, хотя на душе скребли кошки, – Это всего лишь танец.
К Пашке подошел его приятель, с которым до этого кокетничала Федорова, они о чем-то коротко переговорили, после чего Пашка подошел к нам, а его приятель остался танцевать с Федоровой.
– Ты осторожно, за такие танцы можно в глаз получить, – наставительно посоветовала Светка, стоило Пашке подойти ближе.
Он отхлебнул из подаренной кем-то из гостей фляжки, расхохотался в голос.
– Андрюха на секс диете уже два месяца. Я не собирался ломать его планы. На кой она мне, на победе красившее стоят.
На лице Ленки читалось нечто похожее на испуг. Пашка посмотрел на меня, вдруг резко помрачнев.
– Ты обиделась?
– Нет, но нам надо поговорить, – я взяла его за руку и отвела подальше от девчонок, – Паш, не пей больше, – едва ли не всхлипнула я, прижавшись щекой к его плечу, – я боюсь, что-то может случиться.
– Не бойся, народ здесь собрался беленький и пушистый, что может случиться? – беззаботно отозвался он, приобнимая меня одной рукой, – Рафинировано – приличная подростковая тусовка, никаких наркотиков и стриптизерш. Отец может быть доволен…
– Да забудь ты об отце. Забудь! Идем домой.
Он долго молчал, сердце бешено колотилось у него в груди, заражая своим галопным ритмом мое собственное. От исходящего от него ореола спиртного и парфюма кружилась голова. От грома классического клубного «музыкального фона»закладывало уши.
– Идем, постоим на воздухе, – наконец выговорил Пашка, язык у него слегка заплетался, но походка оставалась твердой.
Мы вышли на улицу. Влажный колючий беззвездный мрак оглушил внезапно наступившей тишиной. Нет, звуки слышались отовсюду, недалеко располагалась проезжая часть, машины мягко скользили сквозь туманную дымку, размывавшую огни светофоров, фар и чьих-то окон, где-то лаяла собака, выла сирена скорой помощи – эти звуки не мешали слышать друг друга, не заставляли говорить, срывая голосовые связки.
– Ты, наверное, думаешь, я скучная и не умею веселиться, – вздохнула я, вытягивая из его пачки сигаретку для себя.
Я не курю. Дело не в здоровом образе жизни, мне не нравится. В чем смысл? Обжигать язык и дышать вонючим дымом, от которого саднит нос и горло? Однако на душе было так неопределенно пакостно, что захотелось привязать эту пакость хоть к какой-нибудь причине, пусть к искусственно надуманной, такой как сигарета.
– Я думаю, ты маленькая, домашняя нежная котенка, – усмехнулся Пашка.
Впервые