со всех окрестностей съехались посланцы сел и коммун. Даже с фронта Нестор отпустил многих своих черногвардейцев, и, впервые за последний месяц отмывшиеся и принарядившиеся, они наслаждались миром и тишиной. Звучали шутки, смех. Возле театра скопились брички, телеги, линейки и украшенные весенними степными тюльпанами тачанки. Довольно миролюбиво смотрелись на них пулеметы, установленные на застеленных коврами сиденьях. Лошади монотонно кивали головами, в их сбруе тоже торчали цветы. Отмытые, вычищенные бока лошадей лоснились: успели откормить.
Село по случаю предстоящего съезда напоминало ярмарку. Такое сходство придали Гуляйполю торговцы, которые вывезли на Соборную площадь свои нехитрые товары. Появились и цыгане с медведем, и даже шарманщик – с предсказывающим судьбу попугаем. Девчата кидали в перевернутый соломенный бриль медяки, попугай выдавал им билетики. Всем везло: «скорое свидание», «интересное знакомство», «счастливое замужество», «достаток в доме». Пахнуло мирным временем. Повстанцы привезли с собой немалые трофеи, деньги, платки, отрезы материи, сапожки… Война раздевает, война и кормит.
Вооруженные люди ходили кучками. Девчатки угощали их жареными семечками. Выздоравливающие махновцы выбрались из хат и лазарета на солнышко и, сидя на скамеечках, выискивали среди приехавших с фронта знакомых однополчан.
Тимош Лашкевич, которому Махно поручил заниматься организацией съезда, весь день носился по селу на тачанке, улаживая последние дела.
– Ну шо, Тимош? Когда батько прибудуть? – спрашивали его делегаты, едва он где-то приостанавливался.
– Скоро! Ожидаем! – неопределенно отвечал он.
Но вот он наконец сообщил:
– Батько выехав з Волновахи. З часу на час буде! Так шо займайте места, бо вси не помистяться.
У входа в театр встали часовые. Больше для порядка, поскольку никаких пропусков или мандатов ни у кого не было, они никого и не проверяли.
Делегаты потянулись к входу, усаживались, переговаривались, курили. Вскоре в зале дым плавал подобно туману.
Ждали Махно. Чтобы как-то заполнить это время, Тимош вывел на сцену девчат в нарядных платьях, в лентах и монистах, в красных сапожках, и они запели всем известные народные песни.
Бабы и девчата, потерявшие кормильцев, женихов, мужей, сидели в сторонке в черных платках, старались не мозолить глаза своим печальным видом. К похоронным вестям уже стали привыкать, не голосили на все село.
Гуляйполе переживало свой звездный час. Война, смертные весточки «с фронтов», волнение. Но люди были еще достаточно сыты, сносно обуты и одеты, оснащены всем трофейным и верили в близость невероятного прекрасного будущего.
Над шляхом, над степью, над станцией звучали душевные украинские песни.
На станцию Гуляйполе прибыли одновременно два поезда. Один из Бердянска или Волновахи, второй – с севера, из Екатеринослава или Лозовой.
Северный поезд, как обычно, привез толпы голодных людей, мешочников, рвущихся, несмотря на военное время,