хотелось это забыть, как будто и не было ничего. Почему? – Да просто потому, что становилось стыдно за те выходки, что по дурости младой мы себе позволяли. Они ведь только молодым идиотам кажутся крутыми.
Закончив, я отошел в сторону, щелкнув воображаемым переключателем. Вот только что они с решительными и уверенными лицами неслись разобраться с залетным фраером.… И вот они уже падают с криками боли на грязный асфальт, в свете уличного фонаря брызжа кровью из разбитых носов, губ и бровей. Да уж, ничего себе! Эффектная картина получилась!
Впрочем, хватило с первого раза не всем, что и понятно – ребята молодые, здоровые, горячие, привыкшие, что их все боятся. И всё повторилось сначала. На этот раз никто вставать не спешил – лежали, стонали, охали, приходили в себя.
Я подошел поближе:
– Ну и что мы тут разлеглись, девочки? – вспомнил я американские фильмы. – Не на пляже в Гаграх. Давайте, вставайте, продолжим беседу.
– Слышь, мужик, – приподнимаясь и сплевывая кровь, прохрипел вожак. – Ты ваще кто такой?
– Я-то? Я твой личный ночной кошмар. А вот кто ты, щенок?
– Ты, слышь, извини. Мы, того, ошиблись малёхо.
– Вставай, есть разговор, – протянул я ему руку.
Он подумал и принял помощь. А я подал ему все равно уже испорченный платок.
– Вытри кровь, и давай отойдем. – И, обернувшись к остальным, хохотнул:
– А вы девчонки, можете пока подмыться, я скоро вернусь.
Они злобно зыркнули на меня, но промолчали.
Мы с их главным отошли в сторонку и сели на лавочку под кустами акации. Прямо, как на первом свидании – романтика! А запах какой, ум-мм!
– Обзовись, – начал я «серьезный базар».
– Федя я, ну, то есть – Фёдор, – поправился новый знакомец. – Погоняло «Кошак».
– Кошак?! – хохотнул я.
– Да, бл…, фамилия у меня – Кошаков.
Я ухмыльнулся и кивнул на наколку-перстень:
– Бывал у хозяина?
– Было дело. – Он помолчал, но все же добавил: – Малолетка на Костроме.
Я кивнул, как будто для меня все это было хорошо знакомо.
– Баклан14? – задал я следующий вопрос.
– Ну! – сплюнул он кровью.
– Меня Егором зовут, я вон в том доме хату снимаю.
– Да я в курсе, – ответил Федя Кошак.
– Будем знакомы? – предложил я, протягивая руку. Все же с местной гопотой лучше быть в хороших отношениях. Да и мало ли пригодятся для чего?
– Надо бы обмыть знакомство, – ухмыльнулся он, пожимая мою руку.
М-да, контингент, конечно, неисправимый. Я вообще всегда удивлялся, отчего колонии для заключенных называют исправительными? Я лично не знаю никого, кто бы там исправился. Хотя я и не эксперт в этом вопросе, но с бывшими сидельцами в прошлой жизни общаться приходилось много. Практически все мои коллеги – бомжи из прошлого будущего отсидели не по одному разу. От них я, в общем, и нахватался жаргона