протараторил Максим, забыв даже поздороваться.
Они нетерпеливо переминались с ноги на ногу, ожидая ответа Насти.
– Ой, как вы повзрослели за год! – удивилась она.
Мальчишки смутились.
– Да конечно поедем!
– Тогда мы тебя на улице подождем, – обрадовался Стас, и они так же,
вихрем, оба выскочили из дома.
– Ну что, я поеду?
– Поезжай – поезжай, они по тебе соскучились, только вот застеснялись что-то.
– Выросли они, вот и стесняться начали. Я тебе пока не нужна?
– Нет – нет, поезжай, они рады будут!
– Ну, хорошо, мы быстро.
Переодевшись в майку и бриджи, Настя взглянула в зеркало. «Ну что ж, значит это не мой причал» – грустно подумала она.
Но ее молодость, нескончаемый оптимизм, независимый, легкий характер взяли верх. Она встряхнула копной почти черных, волнистых волос и, обернувшись к сестре, сказала:
– Все не так уж плохо, дорогая, вперед! И, подражая мальчишкам, выпорхнула во двор. Горечь происходящего постепенно рассеялась. Настя глазами пыталась найти мальчишек. И все же, как бы случайно, боковым зрением она искала среди гостей жениха сестры. Но его нигде не было.
Он словно растворился в пространстве вместе с грустными мыслями Насти. Она снова была свободна и… почти счастлива.
Настя нашла мальчишек у ворот и через минуту они, толкаясь и дурачась, везли повозку с ведрами и лопатой, которые дребезжали на всю округу, что еще больше раззадоривало их, они по очереди садились на край повозки,
чтобы немного прокатиться, и их смех, визг и лязг железа еще долго
слышался по всей деревне, пока они не исчезли за поворотом.
Передохнув, мальчишки стали таскать песок, а Настя, сняв обувь, прошла по прохладной, сочной траве, собирая на ходу пестрые, весенние цветы. Набрав огромную охапку, она сложила их на повозку, спустилась в небольшой овражек, где было еще прохладнее, легла на траву, широко раскинув руки, и лежала так долго, слушая жаворонка, маленькой точкой кружившего в яркой сини летнего неба, наблюдая, как лениво и безмятежно по этой синеве плывут кипельно – белые облака. И все же ее радовала мысль о том, что они все равно будут общаться, говорить друг с другом, – это же свадьба, на ней поневоле даже незнакомые люди общаются, знакомятся, танцуют…
Антонина Павловна, мать Оксаны с Полиной Ивановной, – матерью мужа, восьмидесятилетней, подвижной, худенькой старушкой, подали обед.
Запахло наваристым русским борщом, на тарелках дымилась только – что вынутая из печи курица.
Пообедав и изрядно выпив, чужие, захватив с собой по литру самогона, разошлись по домам, а свои, приехавшие на свадьбу, принялись доделывать лавки навесы, и, когда все было готово, а солнце стало припекать, – разбрелись кто куда, прячась от жары. Двор опустел.
Смеркается. Становится прохладно. Поют соловьи. Во дворе стоит магнитофон. По округе разносится хорошо подобранная кем – то музыка. Включено освещение двора. Постепенно подходят гости.
Ребята