к какому-то населенному пункту. Оказалось, что это не простой населенный пункт, а районный центр. Немцев в нем еще не было. Так, думаю, значит, все же вышли.
Я зашел в крайний дом, спросил, чем бы покормить бойцов. Вторые сутки не ели. Хозяин мне подсказал, что неподалеку находится пекарня. Я взял с собой троих бойцов. Пошли. Пекарня работала. На стеллажах полно хлеба! Мы зашли и от хлебного духа прямо одурели. Подошел пожилой мужчина, представился заведующим. А по нашему виду он уже понял, кто мы такие. Мы тут были уже не первые. Выслушал он меня и сказал:
– Берите хлеб. Кроме хлеба, ничего нет. Берите столько, сколько сможете унести.
В райцентре, кроме нас, находилось много наших войск. Если бы всех собрать, то полк набрался бы. Но все – в состоянии движения. Все куда-то спешили. Все – из разных частей. Не чувствовалось, что тут есть единое командование, что командиры готовят людей к активной обороне. Бойцы, целыми ротами, шли без командиров. Вели их сержанты или старшины. А командиры шли обособленными группами.
Мы поели. Насмотрелись на эти толпы. Пошли искать своих. Надо ж кому-то доложить, что вышли. И вскоре – представьте себе! – нашли штаб своего полка! Снова нам повезло.
А комиссар Шляпников со своей группой не пробился. Когда с опушки начали бить пулеметы, они, видать, решили, что мы попали под огонь, и повернули назад. Немцы обнаружили их, погнали назад, в лес. Потом я узнал, что Шляпников на оккупированной территории организовал партизанский отряд и отважно сражался. Комиссар есть комиссар.
Пришел я в штаб. Узнаю: командир полка убит, начальник штаба убит. Командир роты связи старший лейтенант Новиков жив. Мы были знакомы. Он последним из офицеров штаба полка уходил от нас, когда мы, группа прикрытия, остались в траншее. Я обрадовался. Он тоже. И говорит:
– А мы думали, что вы все погибли. Бой у вас был. Мы слышали. Мы тоже, – говорит, – напоролись. Батю убило. Наповал. Пулей, прямо в висок, когда пошли на прорыв. Батя впереди шел, из пистолета стрелял.
А у нас ни одного человека не потеряно. И бой приняли, и среди немецких застав скитались, но никого не потеряли.
Вскоре вызывает меня новый комполка: так, мол, и так, младших командиров много выбило, назначаем вас командиром стрелковой роты. Я – что? Отвечаю: слушаюсь. Только, говорю, мой взвод при мне оставьте, бывалые ребята, я с ними в бою был. Ладно, говорит комполка. И взвод мой оставили в моей роте. Все равно весь полк, все батальоны и роты переформировывать пришлось. Многих ведь потеряли. Кто погиб, кто в плен попал, кто в лесу еще скитался, не вышел. Со сборного пункта нам присылали партии вышедших из окружения. Ими и пополняли взводы и роты.
Полк вскоре поставили в оборону. Оборонялись мы тогда километрах в восьмидесяти от Вязьмы, на реке Воре. Там, на Воре, деревушка Дурнево. Или Дурино. За эту деревню мы и дрались. То немцы у нас ее отнимут, то мы опять ворвемся и начинаем их из построек, которые еще не догорели, выбивать.
Однажды ночью в очередной раз пошли в атаку. Атаковали ту самую деревню. Накануне