своей кровью искупить безумное отступление. Ни шагу назад. Им нужна помощь.
Население вокруг бедствует, то и дело вопросы – скоро ли на фронт?
Почему союзники не открывают второй фронт? Половина курсантов пишет рапорты о досрочной отправке на фронт. А мы едим сметану, спим между трав и цветов.
В конце июля построение и тридцатикилометровый марш в казарму и учебные корпуса.
Разбираем и собираем, ломаем и чиним телефонные аппараты, полевые радиостанции, коммутаторы, овладеваем приборами, режем, паяем, зубрим уставы, на плацу стараемся овладеть приемами штыкового боя, собираем и разбираем наганы, пистолеты, боевые винтовки, автоматы, ручные пулеметы и минометы.
Саперные лопаты, старинные ружья со штыками, противогазы, патронташи, набитые кирпичами, больше не носим.
На полигоне стреляем в мишени из настоящих винтовок и наганов, из укрытий бросаем гранаты – наши, немецкие, лимонки. Без конца изучаем их устройство. И без конца, снова и снова изучаем уставы.
Нас переводят в высокие и светлые комнаты с отдельными пружинными кроватями, матрацами, шерстяными одеялами, подушками с наволочками, но уже середина сентября, погода портится, в казармах градусов восемь, холодно, и под одним шерстяным одеялом согреться нельзя.
Отбой, три минуты на раздевание. Летом мне наконец выдали новые кирзовые сапоги, новую, по росту шинель, вместо буденновки – пилотку.
Больше я во время маршей и построений ничем не выделяюсь от остальных, стал как все.
Но лето позади, допекает голод, холод и появившиеся от авитаминоза гноящиеся язвы на ногах.
Чистый, укладываясь в заданное время, ложусь в свою индивидуальную постель, но через десять минут начинаю дрожать, и зуб на зуб не попадает. Еще минуты три – и курсант Денисов срывает со своей постели одеяло и подушку и устремляется ко мне. Чтобы согреться, мы прижимаемся друг к другу, накрываемся двумя одеялами и двумя шинелями и через пять минут засыпаем.
А через пятнадцать минут входит старшина:
– Подъем! На первый-второй рассчитайсь, на плац бегом марш!
Вниз по лестнице на плац.
– Ложись, по-пластунски вперед марш!
Через месяц или два выпуск, почти все экзамены сданы.
Мы уже не те, что были десять месяцев назад.
Старшина объяснений, как всегда, не слушает, жестокость и жесткость его явно не оправданы. На плацу грязь, идет мелкий дождь.
Никто с места не двигается.
У старшины глаза вылезают из орбит, такого еще не было.
– Встать!
Взвод поднимается.
– Ложись!
Взвод ложится.
– Встать!..
Уже двенадцатый час, все, в том числе и старшина, хотят спать.
– Вольно! – командует старшина и все устремляются в свои постели.
Через десять минут зуб на зуб не попадает. Денисов с одеялом, подушкой, шинелью бежит ко мне, согреваемся, засыпаем.
Через пятнадцать минут:
– Подъем!
Глаза