ты думал?! – Я не без гордости оглядела попугая, габаритами догнавшего бройлерного цыпленка. Оперение у него блекло-зеленое, похожее на листву эвкалиптов, а шейку украшает ярко-красное ожерелье. Диво дивное, а не птица!
– Больно надо о всякой ерунде думать, – хмыкнул греческий смоковник и опустился в кресло, вытянув ноги в черных штиблетах до середины комнаты. Между прочим, мог бы предварительно разуться в коридоре. У меня же тут не гостиница, самой приходится пол мыть…
Серега прикрыл глаза, судя по всему, совсем спекся, но Азиз не дал ему покоя, словно в отместку за отказ восхищаться его неоспоримыми достоинствами. Покончив с лимоном, мой птенчик взялся неистово грассировать:
– Жрать! Жр-р-рать!
Гость аж вздрогнул и заявил:
– Твоему проглоту лишь бы жрать, а я бы не отказался выпить.
– Угу, а то что-то давненько мы не выпивали! Так и вкус водки впору позабыть, – сыронизировала я и спросила напрямик: – Скажи, какие у тебя планы? Ты намерен поселиться у меня?
– Как получится… Слушай, Катрин, давай дернем? Я устал как сволочь.
– Дергай, если неймется, но без меня. Лично я собираюсь принять ванну и лечь спать. Мне к девяти утра на работу. К тому же спиртного дома не держу.
Я напрасно сотрясала воздух, говорила будто в пустоту – Волкову было поровну, на службу мне или еще куда. Достав бумажник, он сосредоточенно пересчитывал наличные – в наслюнявленных пальцах промелькнула могучая кучка купюр, какую мне не заработать, наверное, и за год. А Серега, очевидно, остался недоволен суммой. Задумчиво почесал переносицу, потянулся к радиотелефону и резко отдернул руку, будто «панасоник» его укусил:
– Я – последний остолоп! Тачку бросил, скрылся в метро, а мобильник с собой таскал. Надо было сразу же выбросить, они меня через спутниковую связь и запеленговали! Во лоханулся… – Сергей прямо шипел от ярости, сжимая кулаки, играл желваками.
– Кто – они? Может, ты соизволишь наконец объяснить, что у тебя происходит? – завелась я. – Корчит из себя Джеймса Бонда!
Он о чем-то напряженно думал и выглядел при этом потерянным, потому мне за проявленный сарказм стало стыдно. Присев на подлокотник кресла рядом с Сереньким, пискнула:
– Что же теперь будет?
– Ух-х, что же будет с родиной и с нами?! – спел он, как Юрий Шевчук. Увильнул от конкретного ответа.
– Ты прав, любимый, надо выпить, – смирилась я. Нелегко быть девушкой Джеймса Бонда, а куда деваться? Приходится соответствовать. Достала из шкафа бутылку мартини, уцелевшую после дня рождения, и треугольные фужеры. – Тебе со льдом? Извини, оливок нет, и лимона не осталось.
– Да это как раз не имеет значения. – Сережка тряхнул головой, разгоняя морок мрачных мыслей.
Белый итальянский вермут мы употребили как-то бездарно, не смакуя, будто дешевый портвешок, которым догоняются алкаши в подворотнях. Он со мной не чокнулся, слова доброго не сказал – сидел с непроницаемым лицом. И я отплатила той же монетой – демонстративно