этого задерживает его в монастыре еще на два года! А он поверил ему!..
Глава II
1
Высокие дубовые стены, объяв Боровицкий бугор, надежно защищали Москву от набегов непрошеных гостей. Не раз добрым словом вспомнили бояре Ивана Калиту за то, что спрятал за деревянными укреплениями их терема, соборы да княжьи хоромы. Однако, как бы ни был просторен Московский Кремль, не мог он вместить в себя всех обитателей этих болотистых мест. Потому и разместились за стенами города небольшие посады. Там селились ремесленники и торговцы, возводя рядом с жильем необходимые для хозяйства постройки. Еще дальше, к северу от реки Неглинка, приютилось Загородье, здесь обитали городская беднота и крестьяне. Загородье – окраина Москвы. Через него во все стороны света много важных дорог проходило, всякого люда стекалось-растекалось видимо-невидимо. Татары, под которыми Московское княжество ходило уже не первую сотню лет, тоже через Загородье в Москву попадали.
Утро выдалось холодным. Параскева накинула на себя телогрейку и отправилась за водой. Загородье окутал густой туман, так что в десяти шагах вокруг ничего не было видно. Параскева рано похоронила родителей и теперь жила со старой ворчливой бабкой и малолетним сынишкой в ветхой, покосившейся от времени избе. Загородские ее не жаловали, называли гулящей. Да и старуха все время попрекала, дескать, дитя в подоле принесла. Доброго слова Параскева не слышала. Днем трудилась по хозяйству, а ночами плакала в подушку. Среди загородских баб она отличалась красотой: стройная, статная – мужики на нее заглядывались. Но кому нужна такая? Не было и дня, чтобы кто-нибудь не бросал Параскеве вслед обидного слова. Людская молва – что оплеуха, людские языки – что жала змеиные – больно язвят, ядовито. Вот и приходилось молодухе во всем на себя полагаться.
Много воды надобно сегодня Параскеве. Постирушку затеяла да избу прибрать решила. Не одно коромысло должна она принести. В попутчицы ей вышла Евдокея. Сызмальства они с Параскевой знаются. Сейчас у Евдокеи своя семья, но подругу не забывает. Избы их почти по соседству стоят. Евдокея – не как все. Ей людская молва не указ. Косо на Параскеву не смотрит, напротив, чем может, пособляет безмужней молодухе.
– С кем Харитона-то оставила, – слегка покачивая коромыслом и бедрами, поинтересовалась Евдокея.
– Да с кем, с бабкой Аглаей, – отозвалась Параскева, – сама знаешь, какая на нее надежа.
– От твоего вестей нет?
– Нет, – с горечью в голосе мотнула головой Параскева.
Несколько лет назад, вот так же, шла она с полными ведрами воды. Остановил ее высокий темноволосый татарин, с виду – богатый господин, попросил воды напиться. Как увидела Параскева жгучие глаза татарина да брови вразлет – про все на свете забыла. Татарину, видно, она приглянулась. Захаживать к девице стал. Бабка Аглая выбор внучки не одобряла, но молчала – боялась навлечь на их дом гнев татарина. Загородские меж собой шушукались, но тоже