мама. – С папашей твоим? То-то была бы драка, он бы от одного моего хлопка выключился.
– Как он?
– Да плохо, – вздохнула она. – Приехал какой-то дружок его, так они вчера по паре рюмок хлопнули, и все.
– Что все? – смутилась я.
– В зюзю папашка, вот что. С пары рюмок. Все, доча, пиши пропало. Спился он, алкаш проклятый. Раньше и бутылки мало было, а теперь вот.
– Слушай, может, это хорошо? – осторожно спросила я.
– Кодировать его надо, – заявила мать. – А то подохнет. Я вот передачу смотрела, можно ему в чай порошок подсыпать, так его от водки рвать будет. Может, едрить его, купить? Ты не видела передачу? По первому каналу показывали.
– Не, мам. Не видела. И не думаю, что все эти методы безопасны, – поежилась я.
– Ладно, подумаем, – мрачно пробормотала мама, и мне стало ясно, что папуле моему теперь придется туго. Не избежать ему маминого энтузиазма.
Папа пил давно и с достойным уважения постоянством. Мама тоже, конечно, могла принять на грудь, но папа пил так, что становилось понятно – это и жизнь его, и профессиональная деятельность, и призвание, и отдых, и тяжелый труд. Всю жизнь то мама, то бабушка, то участковый, то кто-то еще пытались призвать папочку к ответу, вразумить и направить на путь истинный. Он воспринимал все эти приставания как вызов, которому он должен и будет противостоять, пока достанет сил. И стоял он до последнего и готов был, как легендарные матросы «Варяга», уйти на дно вместе с бутылкой, лишь бы не сдаваться. Однажды мама, помню, имела такую неосторожность, как послать нашего папашку в магазин за куском говядины, луком и сметаной, без которых было невозможно изготовление пристойного борща. То ли мама устала слишком, чтобы идти сама, то ли просто забегалась и попутала стороны света, но факт в том, что папаша оказался вдруг на свободе с чистой совестью и с карманами, полными денег. На бутылку или две лук с говядиной вполне потянуть могли. От такого расклада папаша, думается, даже оробел. Он долго копался в прихожей, проверяя, нет ли тут какой подлянки. Не встроены ли датчики в купюру, не идут ли за ним по следу легавые, не скрытой ли камерой его снимают. Когда же он выбрался из дома, мама все-таки одумалась, вспомнила, с кем дело имеет и за кого замуж шла.
– Динка! – крикнула она мне. – Беги за отцом. Пропьет же!
– Не успеть, – покачала головой я, но вставила ноги в валенки (да, кажется, была зима) и рванула в направлении стекляшки. Конечно, я не стала испытывать судьбу и искать прародителя в овощном магазине, побежала напрямки к вино-водочному прилавку, где и был папаша пойман с поличным.
– Ты! – прошипел он при виде меня и вцепился намертво в поллитровку «Кристалла».
– Отдай, – потребовала я и стала надвигаться на него, осторожно, чтобы не спугнуть.
– Не надо. Ты же дочь моя! – возопил он, но я, во-первых, желала отцу только добра, а во-вторых, хотела борща.
– Папа, верни бутылку. Надо мяса купить.
– Ага, – безропотно кивнул он и сделал вид, что возвращается к окошку кассы.
– Вот