что получилась как бы петелька. Теперь, вместо того чтобы продирать штаны, Джиму нужно было только расстегнуть пуговку – и дыра на месте, застегнешь пуговку— и штопать не надо.
Вот с этого самого дня все жители Медландии стали называть Джима Пуговкой.
Глава третья,
в которой чуть не принимается печальное решение, пришедшееся не по вкусу Джиму Пуговке
Шли годы, Джим рос, и его уже вполне можно было засчитать за половинку подданного. В какой-нибудь другой стране его бы давным-давно отправили в школу, и сидел бы он как миленький за партой и учился бы читать, писать, считать, но в Медландии не было школы. А раз ее не было, то никому и в голову не приходило, что пора бы уже такому большому мальчику уметь читать, писать и считать. Джима это, конечно, беспокоило меньше всего, и он жил себе припеваючи, нисколько не тревожась о будущем.
Госпожа Каакс внимательно следила за тем, как Джим растет, – раз в месяц она обязательно проводила замеры. Для этого Джиму нужно было снять башмаки, прислониться к дверному косяку на кухне, а госпожа Каакс водружала ему на голову книгу, по которой она карандашом делала заметку на косяке – новая черточка неизменно оказывалась чуть выше прежней. Госпожа Каакс искренне радовалась тому, что Джим так хорошо растет. Но не все разделяли ее радость – кое-кого это обстоятельство, наоборот, очень тревожило. Король Медландии был необычайно обеспокоен сложившейся ситуацией, ведь он, как правитель страны, все-таки чувствовал себя ответственным за благополучие своих подданных.
Однажды вечером он призвал к себе машиниста Лукаса и велел ему прийти в королевский дворец. Лукас вошел в королевские покои, снял фуражку, вынул изо рта трубку и сказал:
– Добрый вечер, ваше величество!
– Добрый вечер, любезный мой машинист Лукас! – поприветствовал Лукаса король, сидевший в этот момент у своего золотого телефона. – Прошу тебя, садись, – сказал он затем, указывая Лукасу на свободный стул.
Лукас сел и приготовился слушать.
– Значит, так, – начал король и тут же отчаянно закашлялся. Прокашлявшись, он продолжал: – Уж не знаю, как тебе и сказать, но я надеюсь, ты меня все равно поймешь.
Лукас внимательно слушал короля, которого он никогда не видел таким озабоченным. Это его совершенно сбило с толку.
Король снова закашлялся. Покашляв немножко, он все же собрался с духом и продолжил свою речь, глядя при этом на Лукаса печальными и грустными глазами.
– Ты ведь всегда отличался понятливостью, Лукас, – сказал он.
– А в чем, собственно говоря, дело? – осторожно спросил Лукас.
Король снял с головы корону, подышал на нее и принялся тщательно протирать ее рукавом халата. Он явно тянул время, так как по всему было видно, что ему не по себе. Наконец он решительным движением нахлобучил корону на голову, снова откашлялся и сказал:
– Дорогой мой Лукас, я долго размышлял над этим, но в конце концов понял: как ни крути,