зарослей черемухи и жимолости, шли мимо мрачноватого, совсем бестравного ельника, и, минуя окончательно перемешанный малинник-крапивник, под конец выходили к узорчатым, в каком-то нарочито арабском стиле воротам нашего садоводческого товарищества «Прорыв-один».
Возвращаясь от молочницы, я обязательно старалась побаловать себя невероятно сладкими, хотя и мелковатыми ягодами лесной малины, и лишь стерегущая их неприкосновенность высоченная крапива была в том стремлении моим презлющим и недремлющим врагом. Но меня это ничуть не останавливало. Саднящая, слегка вяжущая язык сладость дикой малины, по моему мнению, здорово отличалась от приторной сахарности малины садовой, хотя оба типа ягод я готова была есть с одинаковым энтузиазмом и скоростью. Несколько пригоршней малины я обязательно набирала и для бабуси, но сладкое она не любила, предпочитая ему все солененькое, и чаще всего отказывалась от ягод в мою или мамину пользу.
Вокруг нас цвело множество прекрасных, как сама юность, розовых цветов валерианы. Из них я любила сплетать себе пышные девичьи венки, перевязав цветки длинными стеблями каких-нибудь лесных трав. Такие веночки получались гораздо более красивыми и менее тривиальными, чем такие же из одуванчиков или мать-и-мачехи.
Сейчас трудно с абсолютной уверенностью ботаника утверждать, какие именно растения расцветают и произрастают одновременно, а какие – вовсе нет. Но в живых глубинах памяти все эти давно истлевшие цветы по-прежнему цветут вместе. Травы нескончаемо благоухают все разом, птицы поют без умолку, фрукты-ягоды одномоментно краснеют, желтеют или зеленеют в лучах щедрого виртуального солнышка, и разношляпные вечные грибы прельстительно манят в глубь основательно подзабытых лесных чащ.
«Дай-то бог, чтобы хоть валерианка смогла бы чуть подуспокоить чертенка! До чего же неугомонная девочка, ни минуты не простоит спокойно, – поощрительно ворчала моя моложавая блондинистая бабушка в таких случаях. – Ох, какая же нынче стоит парная духота, а здесь, в лесном тенечке, и душа и тело отдыхают и распрямляются».
Охотно ставила она на землю наш трехлитровый бидон с молоком и, всей грудью вдыхая свежий, душистый и прохладный воздух, принималась не по характеру терпеливо поджидать меня на сочно зеленеющей тропиночке. Все живое летняя истома делает много легче, податливее и сонливее.
Углубляясь в густые кусты-заросли все дальше и дальше, я неожиданно не столько услышала, сколь с удивлением ощутила, как под неимоверной силищей где-то совсем рядом затрещали сучья и, как по команде, смолкли до того неумолкаемо трещащие кузнечики. Сразу же подумалось: «Не медведь ли это?» Но я совсем не испугалась, а скорее удивилась, что прямо сейчас мне доведется встретить живого бурого мишку – ой, совсем как в цирке.
Вместо смешного косолапого медведя прямо перед собой я с растерянным ужасом углядела залитую темной засохшей кровью, сильно разодранную и клочьями свисающую белую нейлоновую рубаху. Волосатая