Никак! Хоть бы помог кто. Только все уже вперед проскочили, давят духов в кишлаке. Еле взвалил раненого на плечи.
Тут вторая проблема – два автомата на земле и разгрузка раненого. Встал на колени. Боюсь Пестика на землю уронить, потом ведь не удастся поднять снова. Подобрал добро наше, поднялся в полный рост, аж в глазах померкло, и бодренько зашагал в сторону боя. Благо стрельба уже сместилась к перевалу, туда, где окраина кишлака.
Неудобно, тяжело, черт возьми, такого мужика переть, все время соскальзывает с плеч. Вот уже и носками ботинок волочится по земле. А ботинки у Пестика исторические. Почему исторические? Так ведь история была замечательная.
Когда молодых привезли самолетом из Тузеля, ташкентского военного аэродрома, построили, посчитали, ржали всем полком. Сами посудите, было ведь над чем. Во-первых, хэбэшка у всех была одного размера. Пятьдесят четвертого. Это и тем досталось, у кого от природы метр с кепкой. Видок тот еще! Мотня ниже колен, рукава как у скоморохов, на спине в складках хэбэшки слона спрятать можно. Слава Аллаху, все в ботинках, один Пестик – в кедах. А ноги у него как ласты. Команда была: «Равняйсь! Смирно!» Все, конечно, носочки подровняли, на грудь четвертого вроде бы вылупились, а сами через плечи за спины поглядывают и краснеют от сдерживаемого смеха. Потом не выдержали, заржали. Так и было с чего! Наш комбат, майор Петрович, даже не цыкнул ни на кого: сам хохотал. Не думайте ничего такого – никакого панибратства. Фамилия у него такая. Была. Погиб Петрович….
Так вот. Ржали-то почему. Из-за строя каблуков далеко выдавались пятки истоптанных кед Пестика.
– Ну, ты – пингвин! – восхитился Петрович. – Во, Пестик вымахал… красавчик!
В общем, пока молодых натаскивали к местным условиям, через месяц прислали ботинки для Тычины. Заказные. Сшитые в военном ателье.
Чувствую я, что Павло своими замечательными ботинками чиркает по земле. Ну, думаю, сейчас к стеночке прислонимся, сползем как-нибудь и передохнем. Там уж пусть санитары им занимаются, а я дальше погребу. Бой-то еще не закончился.
Дотащились до полуразвалившегося сарая. Сил на то, чтобы дать очередь в темный зев уцелевшей двери или бросить гранату, уже нет. Ладно, будем надеяться, что мужики хорошо здесь прошлись. Только собрался повернуться к стеночке, как страшный удар в спину опрокинул в пыль.
Потом что-то смутное помнится. Кто-то меня тащит, выдирает из рук автоматы и разгрузку, льют воду на голову, в нос тыкают нашатырем и сквозь ватную заглушку шепчут:
– Да живой он, живой. Видишь, кровь не его. А Пестика уносите туда, к убитым. «Вертушки» скоро будут…
А Дэн видел все тогда. Он с противоположной стороны от кишлака сидел в расщелине вместе с наводчиком, следил за ситуацией, за возможными сюрпризами. Вот он в свою оптику и углядел, как и что было со мной и Пестиком.
– Вижу я, Серый, как ты взвалил хохла на плечи. Прешь, как бульдозер. Вокруг вас туча пылищи поднялась. Он сполз у тебя с плеч, ноги по земле волочатся. Стрельба. Я отвлекался, конечно, были цели; увидел уже,