отобью ему желание подсматривать за моими делами. Ох и натерпится он у меня! Ох и получит!
Дом ходил ходуном. Малыш действительно услышал, что «папка обозвал наш домик плохим словечком», и сейчас орал об этом изо всех щелей. По коврам метались перепуганные мыши, с потолков щедро сыпался дождь раскрошенной штукатурки. Картины хлопали о стены тяжелыми рамами, растения шелестели в установленных между этажами кадках.
По запятнанному кровавыми разводами паласу на полу первого этажа расхаживал пустой доспех. Магиталлическая броня боевого оборотня колотила себя по выпуклой кирасе и оглушительно топала сапогами. Она попыталась схватить меня за шкирку, едва я поравнялся на расстояние вытянутой руки.
Впрочем, я был готов к такому развитию событий. Пригнулся и крепко пнул доспехи по бронированной голени. Нога отозвалась болью, но результата удалось достичь.
Тяжелый осадный комбинезон не устоял и загрохотал по полу. Во все стороны брызнули отсоединенные или изъеденные ржавчиной детали. Латная рукавица со свистом пронеслась мимо меня и воткнулась пальцами в живот моего отца. Вернее, в портрет моего родителя.
Праздничный мундир боевого офицера, казалось, зазвенел многочисленными орденами и золочеными наградными плашками. Полотно картины заволновалось и немного скомкалось. Какое несчастье!
Папаша не изменился в лице, но мне почудилось, что брови господина Гармона Наследи сурово сдвинулись. Кому бы понравилось иметь четыре дырки в пузе, пусть даже в нарисованном?
– Малыш! – заорал я, поднимая голову вверх. – У тебя задница лопнет, когда вернусь с березовой розгой! Как ты посмел поднять рукавицу на своего бедного дедушку?!
Кричал я из холла, окруженного всеми тремя этажами. Овальный колодец холла выглядел величественным фойе какого-нибудь театра, разделенным низкими балкончиками и колоннами.
На самом верху, в центре крыши, поднимался застекленный купол, откуда на меня поглядывало второе валибурское солнце. Рядом с куполом находилась еще не восстановленная после атаки демонов оранжерея. За ней начиналась магиталлическая лестница, ведущая на чердак и в детскую комнату Малыша. Чердачная дверь была приоткрыта, потому я не сомневался – фамильный демон отчетливо расслышал мое обращение.
Я не стал дожидаться, пока бушующий фадем успокоится, и выскочил на улицу. Проспект Темного света пустовал: изысканная карета госпожи харр Зубаревой растворилась в обеденной дымке за северным углом Большой лаборатории магических экспериментов.
– Где этот проклятый извозчик?
– Простите, господин… – промямлил кто-то за моей спиной.
Я повернулся и увидел печально знакомого мне монаха-гремлина. Коротышка едва дышал, придавленный тяжелой створкой парадной двери. Видимо, когда я спешил покинуть дом, нечаянно стукнул серокожего дверью по лбу.
Выглядел монах довольно скверно. Лицо покрыто мелкими царапинами и потеками засохшей крови. Нос изрядно свернут, на брови внушительная ссадина. Ухо украшает свежая неровная рана.
– Чего тебе, паршивец? – грозно вопросил я, ощупывая на поясе «Каратель». Спешка не помешала