приехала мама. Зашла в комнату с плотно сжатыми губами и сведенными к переносице бровями. У Аннушки упало сердце – поняла сразу: мама все знает. Мама молча села на диван. Аннушка пролепетала:
– Сделать чаю?
Помолчав, мать глубоко вздохнула и сказала:
– Ладно, Аня, дело сделано, что обсуждать. Я сама виновата, бросила тебя, уехала к сыну. За тебя была спокойна, ты девочка разумная. А вот как вышло. Обе виноваты и расхлебывать будем вместе. Какой у тебя срок?
Елизавета Осиповна говорила обо всем спокойно, но было видно, что убита, раздавлена этой вестью и пытается справиться с собой.
– Что Гера? – пролепетала Аннушка.
– А что Гера? – удивилась мать. – У него своих забот полон рот, что ему до этого? Где он и где мы? В общем, будем жить. Жизнь, Анюта, не кончается.
На том и порешили.
А в квартире на Петровке меж тем текла жизнь и происходили перемены. К старухе Капустиной, например, приехала из деревни племянница Райка – тридцатилетняя вдовица. Райка была горластая, крутобокая, с большими некрасивыми руками. В деревне она работала телятницей. Но там не заладилось: муж напился и заснул с папиросой – сгорел вместе с домом. Жить стало негде. У родни дом полон под завязку: два брата с семьями, куча племянников, батя пьющий и тяжелый на руку и почти слепая мать. Со снохами Райка не ладила. На ферме работа была тяжелая, грязная. И решила она податься в Москву, вспомнив про отцову сестру.
Старуха Капустина ее приняла настороженно и без удовольствия. Но Райка ее убедила:
– Я тебе родня, ты старая, ходишь плохо, живешь на копейки. Я пойду торговать и тебя прокормлю. Буду стирать, щи варить, а ты меня пропиши. Ну что тебе, жалко? Все одно комнате пропадать, а в старости кто тебе в аптеку сбегает, портки постирает?
В общем, недоверчивую и опасливую тетушку она убедила. Устроилась на Дзержинке в большой гастроном. Стала в дом носить и колбасу, и сыр, и всякий дефицит. Старуха Капустина так отроду не ела. Правда, с племянницей жили как кошка с собакой, крик стоял – мама не горюй. До драк доходило. А потом ничего, мирились. За бутылкой портвейна под закусочку. И так до следующего раза.
Райка понимала – и угол у нее есть, и работа непыльная, а замуж выходить все равно надо. Жизнь свою бабью устраивать. Не вечно же этой старой гадине портки вонючие стирать. Бабий век он ох какой короткий.
Только женихов что-то не предвиделось. Сошлась с грузчиком в гастрономе – тоже пьянь, спасибо, таких видали-перевидали. Наелись досыта. Тот как протрезвеет – в подсобку ее тащит собачью свадьбу справлять. А потом еще трояк на опохмелку требует. Райка с ним намаялась. Хватит, нахлебалась такого дерьма по уши.
А вечером как-то пошла в ванную, душ принять, а дверь на щеколду не заперла. И входит тут сосед, майор Горлов, увидел Райку во всей ее деревенской молодой красе и обмер на пороге. Тут у них все сразу и случилось. У Райки кровь молодая, да и он мужик еще хоть куда. И начались у них свидания по вечерам в душной ванной с облетевшей старой плиткой – только теперь они дверь на щеколду закрывали, не забывали.
Горлиха