тот душевный покой и радость, которые переполняли ее всегда на этом месте в момент зарождения нового дня. Из-за деревьев по соседству шмыгнул кролик; позади нее послышалось тихое посапывание лошади и ее осторожные шаги вниз по крутому склону. Не успела легкая усмешка коснуться губ Виктории, как мимо ее плеча пролетел снежок; она чуть отклонилась.
– Промазал, Эндрю, – не оборачиваясь, проронила она. Затем в ее поле зрения появилась пара блестящих коричневых сапог.
– Рановато ты сегодня поднялась, – сказал Эндрю, ухмыляясь при виде изящной молоденькой красавицы, восседавшей на камне. Рыжие с золотистой искрой волосы Виктории были зачесаны назад, закреплены черепаховым гребешком на затылке и каскадом ниспадали на плечи. Ее ярко-синие, слегка раскосые глаза по цвету напоминали анютины глазки и обрамлялись длинными густыми ресницами. Hoc – маленький, абсолютно правильный, аккуратные скулы, цветущие щеки, а в середине подбородка – крошечная, но интригующая ямочка.
Предвестием красоты отдавала каждая линия и каждая черточка лица девушки, но было очевидно, что ее красоте суждено стать скорее экзотической, нежели хрупкой, скорее живой, нежели девственно-чистой, как было очевидно и то, что ее маленький подбородок свидетельствовал об упрямстве, а в ее блестящих глазах постоянно искрился смех. Однако в это утро в ее глазах не было видно обычного блеска.
Виктория наклонилась, зачерпнула ладонью снег и слепила снежок. Эндрю непроизвольно пригнул голову, но вместо того, чтобы запустить снежок в него, как она обычно поступала, девушка бросила его в ручей.
– Что случилось, ясноглазка? – поддел он. – Боишься промазать?
– Конечно, нет, – уныло сказала она.
– Подвинься и дай мне сесть.
Виктория подвинулась, он сел и озабоченно вгляделся в ее опечаленное лицо.
– Что тебя так беспокоит?
Виктория почувствовала самое настоящее искушение довериться ему. Пятью годами старше ее, Эндрю в свои двадцать лет был умен не по возрасту. Он был единственным ребенком самой состоятельной жительницы деревни, вдовы, отличавшейся неважным здоровьем. Она, с одной стороны, как настоящая собственница цеплялась за своего единственного сына, с другой – переложила на него всю ответственность за ведение хозяйства в их огромном доме и управление тысячей акров прилегающей к нему земли.
Приподняв голову Виктории за подбородок, Эндрю встретился с ней глазами.
– Скажи мне, – мягко попросил он.
Перед этой повторной просьбой ее страдающая душа не могла устоять. Эндрю был другом. За то время, что они были знакомы, он научил ее рыбачить, плавать, стрелять из пистолета и жульничать в карточной игре – последнее, по его словам, было необходимо для того, чтобы она могла отличить, когда обманывают ее.
Виктория вознаградила труды друга тем, что научилась лучше его плавать, стрелять и жульничать. Они были друзьями, и она знала, что может доверить ему почти все. Однако она не могла решиться на то, чтобы обсуждать с ним вопросы отношений между