посадки самолет находится в пути 3 часа 50 минут. Прилетает в Новосибирск в 04.20, ну это по местному времени, разумеется. Стоимость билета в экономклассе четыре тысячи восемьсот рублей. Ну это нам без разницы…
Что за черт?
Он вернулся в начало. Вылет из Москвы в 21.30.
В половине десятого.
Как в 21.30?! В этом долбаном заявлении пресс-службы Шереметьева-2, переданном в ИТАР-ТАСС, кстати, где оно… а вот… черт, кофе пролил, ну ладно. Так. В нем сказано, что самолет упал в 21.41, причем сразу после взлета. Это подтвердили и члены технический комиссии, когда Турецкий беседовал с ними в Шереметьеве-2.
Может, устаревшее расписание? Он проверил. Да нет же, последние обновления и поправки в расписание внесены три дня назад. Не мог же самолет взлетать десять минут. Взлет в полдесятого, авария на второй минуте, но 21.41 – как такое может быть? Самолет…
Тут Турецкий посмотрел в колонку, которую он до того момента автоматически игнорировал, – в колонку «Самолет». Там значилось Ил-86.
Ил-86, а не Ту-154. Так вот что значит «плановый рейс». Тот, кто составлял текст для ИТАР-ТАСС, таким образом показал, что, несмотря на то что самолет другой, рейс -обычный. А почему самолет другой?!
Он взялся за голову. Тут зазвонил телефон. Единственное желание, которое было у Турецкого в этот момент, – это швырнуть его об стенку. Но он сдержался и продолжал сидеть, зажав голову руками и стараясь думать: возможно, все не так плохо, как кажется? Возможно, это ниточка? Возможно, все не так плохо, как кажется, возможно, все еще хуже?
Телефон не замолкал, кто может так упорствовать? Меркулов? Жена?
Теперь добавился еще один звонок – ему звонили и на мобильный. Турецкий посмотрел на определитель номера – это был Грязнов. Турецкий нажал на кнопку «talk».
– Саня, – радостно сказал Грязнов, – я в тебя с двух стволов, в смысле – с двух телефонов, где там, думаю, мой кореш подевался…
– Слава, будь другом, – жалобно сказал Турецкий, – иди к черту, а?
Авиакомпания «Аэрофлот – Российские международные авиалинии» имеет головной офис по адресу: Фрунзенская набережная, дом номер 8. Вот те на. В двух шагах от его собственного, Турецкого, дома. Это что, знак судьбы? Может, плюнуть да закончить на сегодня? А завтра с утра заскочить в «Аэрофлот»?
Нет уж. Надо пробить эту стену сегодня. Ну-ка еще раз… Этот номер он уже знал как собственный, пальцы жали на кнопки телефона автоматически. Но снова ничего не вышло.
– Очень жаль, но Валентин Степанович только что уехал в КБ Туполева. – Это, кстати, был незнакомый Турецкому голос, наверно, – другая секретарша.
Проклятье.
Стук в дверь.
– Можно, Сан Борисыч? – Заглянул Миша Федоренко. – Мы приехали.
– Отлично, – обрадовался Турецкий.
Федоренко завел в кабинет женщину лет тридцати в очках в большой роговой оправе. Представил ее:
– Ирина Васильевна Богучаева, руководитель пресс-службы Шереметьева-2.
У Ирины Васильевны было напряженное, чтобы не сказать – испуганное лицо. Турецкий сделал