затянуть его на вашей шее.
– Молодец, – во второй раз произнес Резунов.
– И вы еще угрожаете человеку, который обречен провести остаток жизни в тюремной камере? Вам не стыдно?
– Не стыдно. Я видел убитых вами женщин. И знаю, какое горе вы приносили в каждую семью, в каждый дом. Мне трудно будет забыть это.
– Ах, вы еще и моралист… Странно. При вашей профессии «охотника» можно быть и более выдержанным человеком.
– Я не моралист, просто констатирую факты. И насчет Дронго. Надеюсь, что мне удается оправдывать эту кличку и делать ее крайне неприятной для преступников всех мастей. Один мой «заклятый друг» однажды написал мне, что Дронго – всего лишь птица, пожирающая фекалии крупных животных. Очевидно, под крупным животным он понимал прежде всего себя. Я не обиделся. Если тебе пишут подобную гадость, значит, ты на верном пути.
– Остается позавидовать вашей выдержке, – ровным голосом произнес Баратов, – и поблагодарить вас за то, что приняли мое предложение. Вы ведь независимый эксперт и вполне могли отказаться. Хотя я был уверен, что вы не откажетесь. С одной стороны, на вас насядут бывшие коллеги и друзья, а с другой – вами будет двигать обычный человеческий интерес, ведь вам будет любопытно узнать, что я за человек и каков изнутри. Ведь вы не поленились лично прилететь за мной в Пермь, чтобы поговорить со мной за минуту до моего ареста.
– Не каждый день встречаются убийцы, имеющие целую идеологическую платформу под своими преступлениями, – ответил Дронго, – или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь. Я действительно убежден, что мои преступления не столь ужасны, как те, что совершают грабители, воры или обычные садисты. Хотя бы потому, что мне нравились эти женщины и я нравился им. Заметьте, что я никого не тащил в кусты, не склонял к встречам силой или обманом. Все приходили по добровольному согласию.
– Ну да, вы их сначала обманывали. А потом уже тащили в кусты, как было в Павловске, или в заброшенный дом, как в Уфе, или в подвал соседнего дома, как в Челябинске. И только потом насиловали и убивали.
– Не будем о грустном, – предложил Баратов. – Нас ведь наверняка записывают, и прямо сейчас за нами следят человек пять или шесть. Подозреваю, что среди них может быть и ваш коллега – известный психоаналитик профессор Гуртуев. Профессор, добрый день! – Он поднял руку и помахал как раз в ту сторону, где за стеной действительно сидел Казбек Измайлович. Гуртуев почувствовал себя неуютно; он даже поежился, увидев, как убийца смотрит на него в упор и машет ему рукой.
– Неужели он может нас видеть? – спросил Гуртуев.
– Он блефует, – сквозь зубы ответил Тублин, – просто ему нравится подобное поведение. Знает, что до суда мы его и пальцем тронуть не можем, чтобы он там был в порядке и давал показания. Иначе ему давно бы ребра переломали и заставили отвечать на все наши вопросы.
– Это не метод, – возразил Казбек Измайлович. – Он во всем признается, а потом на суде откажется ото всех показаний. И еще продемонстрирует свои сломанные ребра.
– Тогда