зашел на кухню снова.
– Да, это я их написал. Я же говорил, что я – маньяк! Ну что, побежишь в милицию доносить?
В голосе мальчика звучали слезы. Жаль, из-за темных очков я не видела его глаз. Впрочем, для дела это, наверное, и неплохо.
– Илья, я не доносчица. Просто расскажи мне все. – Я старалась говорить максимально ласково, нежно, как с тяжелобольным. – Ты писал записки… а кто стрелял в девушек?
– Не знаю. Я его не знаю! – Мне показалось, что еще мгновение – и он разрыдается. Но парень взял себя в руки. – Я когда тебя рядом с Аленой увидел, сразу подумал – ты из милиции. Но потом ты ко мне поехала, даже не спросила ничего…
– И ты решил, что я не по этому делу, просто так очарована твоими мужскими прелестями, что готова за тобой хоть на край света, – не выдержав, съехидничала я. – Нет, дорогой, ты оба раза ошибся. Я не из милиции, и ты меня как мужчина не привлекаешь… увы! А вот насчет анонимок, пожалуйста, подробнее. С какой это радости твою умную голову посетила мысль их написать?
– А ты откуда?
– От верблюда! Частный сыщик я, мисс Марпл-Пинкертон! Давай наконец по делу!
Илья опять сел напротив и, пристально вглядываясь в белую пластиковую скатерку на столе, медленно начал говорить:
– Ты меня просто не знаешь… ну, может, Алена рассказывала. Я поэт… Я по-другому вижу, по-другому чувствую. Ну, тебе это неинтересно. Но они надо мной смеялись, все эти девчонки. Твоя Алена, кстати, тоже. Называли маньяком, эротоманом. Тебе она говорила, Алена? Нет? А про шарфик? Не говорила? Ты просто меня успокаиваешь. Они надо мной издевались. А я ничего не мог им сделать, ничего доказать!
Исповедь Ильи я слушала около получаса. Метания непризнанного поэта, вынужденного находиться среди грубых, невежественных девчонок, их насмешки и оскорбления. У Ильи было слишком много чересчур ярких особенностей характера, чтобы ровесники воспринимали его всерьез. В школе его буквально травили, и мальчик, поступив в универ, решил, что чем все время бояться самому, уж лучше пусть его боятся. Он старательно изображал сексуального маньяка, но девицы-сокурсницы наотрез отказывались признать его сексуальным, и его маньячество вызывало у них лишь здоровый смех. История с Аленой оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения мальчика. Еще немного – и я бы заревела от сострадания. Но тут Илюша перешел наконец к основной части рассказа, и предательски навернувшиеся было слезы как-то сами собой рассосались.
Примерно месяц назад в квартире Ильи раздался телефонный звонок. Вежливый мужской голос позвал к телефону господина Стуба. На просьбу представиться незнакомец не откликнулся, лишь сказал, что Илью он знает отлично.
– Он сказал, что много обо мне слышал и очень сочувствует. Мои стихи… они чудесные, просто глупые девчонки не могут оценить.
А затем неизвестный любитель Илюшиной поэзии предложил замечательный план мести.
«Вас, господин Стуб, называют маньяком. Эти дурочки просто никогда с маньяками не сталкивались. Пора их немного… припугнуть. Вы согласны?»
Конечно, Илья согласился. Незнакомец тут же надиктовал два текста. Один