В этой обстановке постоянного ожидания атаки духов из «зеленки», ночных обстрелов и взрыва мины при каждом шаге большинство солдат и офицеров воспринимали каждую боевую операцию как разрядку. Во время рейдов, атак, нападений на территории, которые контролировали «басмачи»-партизаны, можно было пограбить, отомстить за смерть убитого в прошлом бою друга и заработать очередную боевую медаль или орден, чтобы дембельнуться домой с побрякушками на кителе. А кое-кто – например, Серега Сухарь – совмещал и то, и другое, и третье. При этом Серега не просто грабил все, что под руку попадет, как многие – шмотье, часы, транзисторы, авторучки, – нет! Серега первым делом хватал в разрушенных домах и мечетях Коран. А если не находил, автоматом заставлял пленных афганских женщин принести ему спрятанную «святую книгу». Наставит «калашникова» на детей и орет их матери или бабке, чтоб тащили ему Коран. Только недавно Алеха узнал, что с помощью этих Коранов Сухарь стал в Душанбе богатым человеком – оказывается, в наших среднеазиатских мусульманских республиках Коран уже семьдесят лет как не печатают, и потому там на черном рынке каждую такую «святую книгу» по три тысячи рублей за штуку отрывают и еще спасибо говорят. Аллахом благословляют. А Сухарь, может, три сотни Коранов грабанул в Афганистане…
Но Алексею там было не до «бизнеса» и не до «переживаний совести» своего дружка Юрки Шалыгина. Все, что удавалось стащить в части, он нес теперь к Улиме. Она встречала его в одной и той же позе: сидя на подстилке в углу, поджав под себя босые ноги. Очень скоро он выяснил, что Улима живет одна. Родителей убило советской бомбой еще в начале войны, когда ей было девять лет. В той же бомбежке погибли и три ее младших брата. Девочку взяла к себе тетка, сестра матери, но и та вскоре подорвалась на мине. Мина была не советская, а партизанская, противотанковая, – Улиму это очень возмущало. Как будто тетке не все равно…
Когда удавалось достать водку или вино (выменять у поваров или санитаров за гашиш), Алексей тоже нес спиртное к Улиме. Но она никогда не пила, предпочитая гашиш, который обменивала на приносимую Алексеем мужскую одежду. Это среди афганцев считалось роскошью, и они хорошо платили за рубашки, майки, носки. И особенно – за сапоги.
Алексей догадывался, что одежда переправляется «басмачам»-моджахедам, но его это мало беспокоило. Улима никогда не заводила разговор о том, чтобы он в обмен на гашиш принес оружие или патроны – на это у нее ума хватало, а остальное его не касалось. Лишь одно не понимал – почему она не боялась быть с ним, русским?
Однажды он пришел к Улиме, но не застал ее на месте. Растерянно он оглядел пустой дом, постоял, прислонившись к холодной глиняной стене, и, отпив принесенной водки, лег на подстилке. Уснул он мгновенно и проспал, как ему показалось, всего полчаса. Проснулся он оттого, что кто-то в комнате тихо всхлипывал. Было темно, и Алексей ничего не мог разглядеть.
– Улима? – позвал он. – Это ты?
В комнате стало т