возможно, у нас с Ольгой могло что-нибудь получиться. Пусть всего лишь на время пребывания в отряде. Но – могло…
Тем более, естественным образом возникали подходящие ситуации.
Вселенная упущенных возможностей
Незадолго до отъезда командир приказал нам приготовить газету о Ленинграде для немцев. Или о Дрездене для своих – уже не помню точно.
Ей и мне – как журналисту и художнику.
В те дни Ольга жила на даче под Ленинградом. И на отрядном собрании мы договорились, когда я к ней приеду – именно к ней, а не просто на нейтральную территорию – чтобы спокойно подумать о газете.
И я прибыл в дачный поселок. Где немало поплутал, прежде чем нашел нужную дачу по весьма смутному описанию. (Тогда я еще не знал, что нормальные женщины в принципе неспособны передавать ориентиры местности.)
Найдя, долго стучал: сначала у калитки, потом в запертую дверь дома. Наконец распахнулась окно мансарды: даже тогда отличаясь плохим сном, я пустился в дорогу ни свет ни заря; спокойная Ольга еще и не вставала.
Увидев меня, она сбежала по лестнице, отперла и позвала наверх.
Кроме нее, тут никого не было.
Мы сидели в ее комнате. Прямо на распахнутой, и теплой от ее тела постели… и разговаривали об отрядских делах.
Сейчас я отказываюсь понимать себя – молодого, свободного и полного сил. Оказавшегося не где-нибудь, а на постели рядом с женщиной. Все равно какой – нравящейся, или безразличной – но имеющей необходимые части тела для получения взаимного удовольствия. И…
Не совершившего даже попытки.
Впрочем, надо сказать, что тогда я еще мало знал Ольгу. А за годы ленинградской жизни успел приобрести стойкий комплекс неполноценности перед аборигенками. Я знал, что большинство ленинградок видели иногородних мужчинах лишь покусителей на жилплощадь, любое сближение воспринимали как способ остаться в городе после университета. Ведь у них имелось то, о чем не мог мечтать человек, подобный мне: ленинградская прописка.
Не сомневаюсь, что Ольга о таких глупостях не думала. Но я – думал. И воздвиг себе дополнительный барьер.
Мы провели вместе почти целый день. Посидели рядышком на смятых простынях, рассматривая серию открыток о Ленинграде. Потом спустились в летнюю кухню, где Ольга накормила меня завтраком. Затем снова поднялись наверх. И наконец, она переоделась и мы поехали в Ленинград. Я домой, она по каким-то делам.
Это поистине ужасно. За все время я ни разу не попытался до нее дотронуться.
Возможно, меня чуть-чуть оправдает тот факт, что никакой газеты мы с нею так и не сделали.
Второй случай представился уже в Германии.
Ольга там времени не теряла – и будучи весьма практичной, часто проводила время с какими-то чехами. Которые ее поили, кормили, угощали, и так далее. Вероятно, братья по соцлагерю не были так стеснены в валютных средствах, как мы.
Глядя на то время из сегодняшнего дня, я вынужден признать, что несмотря на узкую фигуру и отсутствие законных