сознания обо всем. – Именно как полнота всеединого сознания истина предполагается всяким актом моего сознания; единственно на этом предположении основано все наше искание истины. Раньше всякого ответа на наш вопрос об истине мы, безусловно, уверены, что такой ответ существует, т. е. что в истине я могу найти все содержания моего сознания в их безотносительном значении.
Искание истины есть попытка найти безусловное сознание в моем сознании и мое сознание – в безусловном. Если безусловного сознания нет, то вся эта попытка – чистая иллюзия; тогда невозможно никакое познавание и никакое сознавание. Если нет безусловного сознания, – сознания, тождественного с истиною, то никакие высказывания, суждения и интуиции сознания не в состоянии выразить истину. Отрицание безусловного сознания с логическою неизбежностью приводит к оправданию известных софистических положений. Истины нет; но если бы истина и существовала, она не была бы познаваема; а если бы она была познаваема, она была бы непередаваема посредством речи.
Собственно, основное положение софистики «человек есть мера всего истинного, что оно есть истинное и ложное, что оно – ложное» – представляет собою не что иное, как категорическое отрицание всеединого, безусловного сознания. Всякое сознание, как таковое, с этой точки зрения, только человечно, антропологично, а потому – только индивидуально. Если это верно, если над сознанием человеческого индивида нет другого сознания – единого, всеобщего, безусловного и в этой своей сверхпсихологической безусловности действительного, – тогда софисты правы. Тогда человек с его хаосом противоречивых суждений обо всем и в самом деле – мера всего, и нет никаких объективных оснований предпочесть одно из двух противоречивых суждений другому.
Софистика, как известно, была побеждена тем сократическим требованием, которое выражается в изречении дельфийского оракула – «познай самого себя». Сократ, а вслед за ним и Платон показали, что в самопознании или самосознании человек приходит к объективной идее, т. е. к сверхиндивидуальному, вселенскому и безусловному сознанию. Идея, как ее понимал Платон, не исчерпывается такими определениями, как «понятие» или «сущность»; ибо идеи, по Платону, не только «понимаются» или «сознаются» людьми: они обладают независимым, отрешенным от людей существованием и сознанием, но сознанием не индивидуальным, не психологическим, а сверхиндивидуальным, ибо идея по самому существу своему есть вселенское. Этот мир идей, объективно связанных связью единого, есть именно вселенское, безусловное сознание в отличие от сознания индивидуального, объективная мысль – истина. И сознать, по Платону, именно и значит – вспомнить, найти в глубине моего индивидуального сознания эту вселенскую мысль, всеохватывающую и единую для всех. Как относится эта объективная мысль-истина к моим переживаниям; в каком смысле она их в себе объемлет и охватывает? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно принять во внимание, что сами по себе мои представления, чувства