точки яхт.
Неожиданно совсем близко появился маленький частный самолет. Мелькнул оранжевый шлем летчика.
Кнорс мгновенно вытянулся в узкую тонкую полоску.
– Нет! – крикнул Грзенк. – Стоп! Не трогай его!
Но кнорс уже ударил самолет молекулярным лучом… Охая, Грзенк задал ему новые координаты.
Если бы не желание оградить дочку от опасности, он ни за что бы не выпустил это чудовище из контейнера.
Глава IV
Архив купца Ручникова
(Из дневника Федора Громова)
Страх – какое-то паучье слово!
Сегодня я задумался и обнаружил, что ВСЕ чувства и ВСЕ поступки человеческие определяются исключительно страхом и отношением к страху. Ни одно другое чувство не имеет над нами такой власти.
Вся якобы богатая гамма человеческих чувств и эмоций может быть объяснена через страх. Какие там чувства есть? Любовь? Страх перед одиночеством и слегка инстинкт продолжения рода. Беспокойство… Страх перед чем-то неопределенным.
Печаль… Страх перед возможной утратой или (если утрата уже состоялась) страх, что ты не простишь себе чего-то, что уже нельзя исправить. Гнев? Желание уничтожить иди подавить источник страха. Жадность? Патологический страх бедности. Что там еще осталось из чувств? Неважно! Даже чувство наслаждения прекрасным – по большому счету страх перед действительностью и желание уйти от нее, запереться в своем маленьком панцире, заполнить его красивыми и изящными вещами.
Думаю, что АД, если он существует, – это абсолютный страх. Я уверен, что там нет никаких сковородок, крючьев и смолы. Да и зачем? Там только чернота, пустота, ощущение беспомощности и страх, страх и страх.
Любая тирания, любые государственные жестокости, любые Иваны Грозные, любая, даже самая идеальная, власть – это прежде всего власть страха пополам с подхалимством, а не власть идеи. Целая пирамида трусов, которые держат друг друга за руки, чтобы никто не убежал. Это как человек в толпе, который наступает на упавшего, потому что боится сам быть раздавленным. И так будет всегда, любая государственная система будет давить и уничтожать, пока есть трусы и есть страх…
Я большой специалист по страху и всегда с ним боролся, и всегда он меня побеждал. Страх настолько живуч в моей природе, что я сам часто замуровываю себя страхом, как узник в крепостной стене. Все подлости и унижения в моей жизни, вся ложь и все случаи, когда я быстро, не оглядываясь, проходил мимо чужой беды, были вызваны только страхом или опасением, что мой страх будет замечен, то есть опять же страхом.
(Здесь несколько зачеркнутых строк.)
Однажды, когда мне было двенадцать лет, я переводил мою пятилетнюю сестренку через дорогу (не знаю, где были родители и почему они об этом так никогда и не узнали). Она уронила на проезжей части пакет с игрушками. Игрушек было много, и все мелкие: куклы в ванночках, колесики, кубики, пузыречки от лекарств, кошельки с вышедшими из употребления монетками, – и, разумеется, вся эта дребедень