и вернулся на чердак с веником, ведром воды и мокрой тряпкой, собираясь провести здесь весь день и радуясь, что теперь никто не сможет мне помешать – ни родители, ни жены.
В одиночестве есть определенная прелесть. Только наедине с собой человек может понять, что он собою представляет, каковы его истинные наклонности и желания. У меня был приятель, который крепко закладывал за воротник и по этой самой причине расстался со своей дражайшей супругой. Но тут же бросил это занятие, когда остался один.
– Ты понимаешь, оказалось, что мои пьянки были своеобразным «праздником непослушания», – объяснял он внезапную перемену образа жизни. – Я таким образом отстаивал свое право на собственный стиль поведения, это было способом защиты… А теперь мне не от кого защищаться.
Впрочем, я отвлекся.
Мой дом был очень старым. На одной из его стен я обнаружил еле заметную деревянную табличку, выпиленную в форме герба, на которой были вырезаны цифры – 1867. Стало быть, дом был построен почти сто пятьдесят лет назад.
И все эти годы проживавшие в нем люди закидывали на чердак вещи, применения которым уже не могли найти, а выкидывать не решались.
Хозяев у дома за полтора века было несколько. Дом продавали и передавали по наследству. И чердак, как старый скряга, хранил все эти древние предметы, укутывая их от нескромного взгляда толстым слоем пыли.
Может быть, археология потеряла в моем лице достойного представителя, но та история, которую нам преподавали в школе, была настолько скучной и бездарной, что у меня даже не возникало подобной мысли в том возрасте, когда принято выбирать свою будущую профессию.
Но теперь, смахивая пыль с предметов, я напоминал себе археолога, и мое сердце громко билось в предчувствии уникальной находки.
И предчувствие меня не обмануло.
На чердаке было много любопытных вещей: давно вышедшей из употребления домашней утвари, старой мебели и прочего, но я не стану утомлять вас подробным их описанием, а сразу же перейду к самой главной для меня находке, которая изменила мою жизнь и заставила взяться за перо.
В дальнем углу чердака под грудой поломанных стульев и вылинявших абажюров стоял тяжелый даже на вид старинный кованый сундук. Я сразу же обратил на него внимание, поскольку он явно был старше всех остальных чердачных вещей по крайней мере на полвека, и оставил его «на сладкое», то есть приступил к изучению его содержимого в последнюю очередь.
И эта последняя находка заставила меня позабыть про все остальные, благодаря чему они до сих пор лежат на чердаке, сваленные у выхода, и неизвестно, когда я удосужусь перетащить всю эту кучу в дом, как собирался вначале.
В сундуке были бумаги. Старые, пожелтевшие, но почти не пострадавшие от времени. Я поначалу принял их за документы тети Тамары, но прочитав дату на первом же из писем, моментально понял свою ошибку, потому что она относилась к середине девятнадцатого века, то есть на добрые семьдесят лет раньше, чем появилась на свет моя двоюродная бабушка.
К