тоже не видно, хотя колеса должны были знатные колеи пробить, вишь, от копыт какие вмятины? Значит, что?
– Что?
– Не знаю что, – покачал головой Ягайло. – Только не здесь телеги эти сгинули.
– Значит, надо найти где. Может, там, где телеги, и княжич? – воскликнул Акимка.
– Может, и так. Вернемся на дорогу. Если и искать следы колес тележных, то там.
Ягайло повернулся идти. Что-то тоненько тренькнуло за его спиной.
Прежде чем голова витязя успела понять, что произошло, ноги сами бросили его вперед и вбок. Неловко, но подстилка из травы и прошлогодних листьев смягчила удар. Он перекатился через плечо и замер на согнутых ногах, готовый либо кинуться на врага, либо уходить с линии атаки. В руке его блеснул короткий нож.
Акимка застыл вполоборота к Ягайло, удивленно глядя на свой бок. В нем, уйдя глубоко, почти по самое оперение, торчала измазанная грязью стрела. По жупану[9] расплывалось темное пятно.
Глаза юноши помутнели, ноги подломились в коленях, и он медленно, почти без всплеска повалился в болотистую воду. Захлебнулся. Закашлялся. Захрипел. Не помня себя, Ягайло бросился вперед. Пущенная твердой рукой стрела расщепила ствол молодой березки недалеко от его лица. Другая сбила листья с кустов неподалеку. Значит, стрельцов несколько. Ягайло прыгнул вперед и вжался в землю. Стрела с ядовитым шипением ударила в каблук, оторвав от него изрядный кусок. Витязь перекатился и присел за толстый ствол, усмиряя дыхание и прислушиваясь к доносившимся из болота хрипам и бульканьям. Акимка был еще жив. Боролся, карабкался на берег.
Витязь выглянул из-за дерева. Стрела сбила кору в паре вершков от его глаз. Еще одна пронеслась мимо и зашуршала в листве. Хрип и стоны на секунду прекратились. Раздался тяжелый всплеск и новый приступ надрывного кашля. Раненый Акимка не смог выбраться на сухое, сорвался обратно в болото. Ягайло издал сквозь зубы сдавленный стон, в котором мешались боль и ярость. Его друг и сын его друга умирал почти у него на глазах, а он ничем не мог ему помочь. Снова всплеск и захлебывающийся кашель. И несколько стрел, пущенных наугад, для острастки. Опять кашель.
– Да добейте ж его, аспиды, – прорычал он и заткнул было ладонями уши, не в силах слышать предсмертные хрипы Акимки. Убрал руки, боясь упустить крадущиеся шаги обходящих его убежище стрелков. Снова заткнул, и ему потребовалось немало мужества, чтоб убрать их от головы и сцепить перед собой.
Наконец все стихло. Акимка замолчал. Навеки. На Ягайлу навалилась смертная усталость. Все разочарования, вся боль давешних утрат легла на плечи, придавливая к земле. Он с трудом разомкнул добела смятые пальцы, уперся в землю и осторожно встал на ноги, готовый в любой момент упасть обратно. Стрелы не летели. Тогда он набрался смелости и выглянул из-за ствола. Новых стрел не было. Лучники ушли? Или затаились, дожидаясь, когда он бросится к телу убитого друга?
Буян! – обожгла его еще одна мысль. Его боевой конь, товарищ, с которым пройдены и пустыни Междуречья, и германские