и мотивы многих песен родного чувашского народа (да и русского тоже).
Очень страдал (и страдаю до сих пор) от возникающего в себе большого волнения перед предстоящими делами (особенно – важными) и решением каких-либо вопросов и проблем (в частности, перед экзаменами, визитами к высокому начальству с какими-либо просьбами и другими).
Самым ужасным было и осталось то, что я невольно (наверное, это от природы) всегда торопился и спешил, даже когда в этом не было никакой необходимости. Следствием этого недостатка было то, что я не мог, как и сейчас, в глубокой старости, ходить медленно и почти всегда, выходя на волю, начинал шагать быстро как бы автоматически. (Хорошо еще, что в данное время в моем старческом возрасте позволяет это делать сердце и способны на это ноги.) Приходилось нередко себя сознательно «притормаживать».
Все решения, как и сейчас в старости, принимал быстро, не откладывал дело на очень большой срок. При этом не мог чувствовать себя спокойно до тех пор, пока дело не сделано. Порою бывали присущи мне детское лихачество и проявления авантюризма. Был характерен и повышенный эгоизм.
Был и остался человеком вспыльчивым, легко возбуждающимся и раздражающимся, трудно сдерживающим себя и при этом способным резко повышать свой голос и разговаривать очень громко, сам того не замечая. Нередко мог нагрубить собеседнику и выругаться. Но матом, применяемым в русском языке, до 1938 года не ругался, так как тогда, живя среди чувашей, в языке которых мата нет, с ним сталкивался очень мало.
С раннего детства я был лицом дисциплинированным, исполнительным, достаточно аккуратным, соблюдающим точность и всегда держащим свои слова и обещания, а также любящим во всем идеальный порядок. Бывал я и упрямым, в важных делах консервативным и делающим во многом все по-своему. Старался всегда оставаться самим собой.
Разумеется, я как личность к 1938 году еще окончательно не сформировался, и мне предстояло дальнейшее большое развитие. При этом развитию некоторых особенностей моей личности резко способствовали или, наоборот, препятствовали сложившиеся после 1938 года не вообразимые мною ранее жизненные ситуации: ранняя смерть отца в 1939 году, жизнь с очень порядочным и умным соседом в кабине студенческого общежития, общение в нем с «несолидными» и «солидными» друзьями, успехи и неудачи в учебе, Великая Отечественная война, германский плен, страдания, голод, пережитые ужасы и другое. Однако очень многое из того, что сказано мною выше о себе к 1938 году, присуще мне и сейчас – в глубокой старости.
Свои черты характера, темперамент, физическое состояние, способности и другие признаки любой личности к началу юности – ко времени, когда каждого человека можно считать в основном уже состоявшимся, я описал выше подробно потому, что они позже сыграли для меня очень большую роль в последовавших жизненных обстоятельствах. И они же нередко при этих обстоятельствах оказывались единственными причинами ряда совершенных мною безрассудных или рациональных