головой тому, кто испытывает в этом нужду, не задумываясь, что будет дальше. И если уж мне уготовано сдохнуть, то я сдохну, поделившись с кем-то последним ломтем хлеба, а не давясь крохами, пожирая их втихаря, из-за пазухи. Таков я есть, товарищ генерал, таким меня учили быть моя мать и мой отец, таким я и сдохну. А вы… вы даже сейчас думаете лишь о себе и упорно не хотите видеть, что смерть дышит вам в лицо. Она настигнет вас не сегодня, так завтра. А вы считаете себя защищенным…
Я выхожу из Совета, я больше не желаю находиться здесь ни минуты. Это место для трусливых, утвержденных в самообмане убийц, вроде вас, генерал, и даже находиться мне здесь теперь… противно.
Усталой походкой он прошел к дверям, затылком испытывая застывшие на себе взгляды: восхищенные и униженные. И не было у него желания большего, чем прийти домой, поцеловать в лоб всегда волнующуюся жену, сказать ей, как он всю жизнь ошибался в людях, не раздеваясь лечь на кровать и умереть. Покинуть свое дряхлое тело, прекратить свое жалкое существование, забрать с собой все не сказанное за многие годы, исчезнуть из этой жизни, потеряться в памяти тех, кто останется… всех, кроме одной Софьи Николаевны, второй, но не менее любимой жены.
Но прежде возникло еще одно желание. Он задержался в дверях, весь исполненный печали, до смерти утомившийся и словно разочарованный сам в себе, но уголки его рта вдруг слегка приподнялись, будто он хотел улыбнуться, а глаза приняли смиренное выражение. Он окинул прощальным взглядом зал совещаний и сказал:
– Вы можете, конечно, мне и не поверить… но я еще до сих пор способен пробежать стометровку. И в удачу я еще тоже – верю!
На улице его ждала торжествующая толпа. А часом позже народ на всеобщем голосовании, устроенном полковником Рокотовым, преобладающим большинством высказался «за». Добровольцев хватило бы и на десять экипажей.
Две недели спустя «Монстр» стоял в юго-восточном тоннеле в полной боевой готовности, с перебранным двигателем, полностью замененной ходовой частью и еще больше усиленным кузовом. Сзади к нему кроме его обычной «Базы-1», крытого прицепа, в котором вояжеры хранили всякую всячину, начиная от ящиков с боеприпасами, брикетов сухого топлива и заканчивая надувными женщинами, была присоединена еще и «База-2», такой же крытый прицеп, оборудованный под смотровую точку, предназначенный для перевозки «Разведчика» и части криокупола.
Впереди монстрообразного автопоезда недовольно урчал гусеничный броневик, когда-то давно носивший обыденное имя боевой машины пехоты или же сокращенно БМП-1, но, попав в руки к острым на язык сталкерам, стал называться не иначе, как «Бессонницей». Прозвали его так за то, что он, работая даже в нескольких километрах от шлюза, своим лязгом и скрежетанием траков не давал ребятам на заставах спокойно спать. Это не говоря о том, что, когда он спускался вниз по шлюзу, от вибрации расползались и заваливались мешочные стены, а в Укрытии от его грохота просыпались дети. Даже после максимального облегчения, сбросив