к Эфесу, жители города восстали, свергли проперсидского тирана и приветствовали македонян. Они также воздвигли в храме Артемиды рядом со статуей богини статую Филиппа. Трудно сказать, было ли это сделано по их собственной инициативе или по желанию Филиппа, но этот шаг весьма соответствовал его идее культа правителя. К тому же царь действительно хотел добиться божественного одобрения своих предприятий. Поэтому он отправил посольство в Дельфы (где его почитали как благодетеля), чтобы с обескураживающей прямотой задать вопрос пифии, победит ли он персидского царя.
Однако он получил, как обычно, довольно двусмысленный ответ, гласивший: «Жертвенный бык украшен. Все исполнено. Жрец готов принести жертву». Филипп понял это в том смысле, что персидский царь будет принесен в жертву, и очень обрадовался тому, что Азия попадет в руки македонян.
Июньские события 336 г. до н. э. выглядели обнадеживающе для македонского царя. Пришли утешительные новости из Персии, что очередная вспышка придворных интриг снова увенчалась переворотом и закончилась цареубийством. Ответственным за это снова был великий визирь Багоас. На этот раз убийство привело к тому, что не осталось прямых наследников из династии Ахеменидов. Казалось, Персию снова ожидают междоусобица и анархия, отсутствие сильного правительства и воли к сопротивлению. Однако эти надежды не вполне оправдались. Багоас возвел на престол Кодомана, представителя боковой ветви династии, а тот, воцарившись под именем Дария III, начал с того, что отравил Багоаса тем же ядом, который тот применял против других. Такое начало на время прекратило всякие дворцовые интриги. Дарий III был не таким противником, которого можно недооценивать.
Между тем в Эгах, древней столице Македонии, готовилась свадьба сестры Александра Клеопатры с ее дядей, эпирским царем. Филипп хотел устроить по этому случаю пышное празднество, свидетельствующее о величии царской власти, хотел произвести впечатление на эллинов, показать, что он не просто военный деспот, но учтивый и щедрый государственный муж. Он планировал устроить множество пиров, игр, музыкальных фестивалей и «щедрых жертвоприношений». В разгар этих приготовлений молодая царица родила сына. Словно для того, чтобы подчеркнуть будущий статус новорожденного, царь назвал его Караном, в честь мифического основоположника династии Аргеадов.
Изоляция Александра при дворе стала почти полной. Среди окружения царя только Антипатр мог стать потенциальным союзником Александра. Однако вместе с родней жениха из Эпира прибывал один союзник, который в глазах Александра стоил остальных. Филипп не мог помешать приезду Олимпиады в качестве гостьи из Эпира. Александру, Антипатру и бывшей царице было о чем поговорить при новой встрече.
На второй день празднования намечались игры. С раннего утра все места в театре были заняты. Зрители увидели торжественную и величественную процессию. За статуями двенадцати богов следовала статуя самого Филиппа «в божественном обличье» – таким образом,