напрасны. Я не понимал его!
Он снова вскочил, не в силах сдержать чувств, подошел к арке окна и вцепился в обрамлявшие проем ветви.
– И знаешь, когда я окончательно поверил, оракул? На том самом королевском совете. Когда вдруг понял: если мой мальчик каким-то чудом выжил, то не только я – и он тоже умрет после того, как древо рода Эрсетеа будет передано чужой крови. Я убью сына своими руками, издалека, так и не увидев его. Разве могу я допустить такое?
– Почему же ты не сказал этого королеве, милорд?
– У меня не было доказательств. Теперь они есть – чистое древо Эрсетеа, и я молю Галлеана, чтобы каждая птица в Невендааре знала о состязаниях и пела о них на каждой ветке. Если мой сын жив, – а он жив! – то он услышит и придет. Он должен понять, что речь идет о смертельной угрозе его жизни.
– Нет, – твердо сказала Эоста, поднимаясь. – Надежды на то, что он жив, бесплодны. Чистоте древа Эрсетеа может быть и другая причина. В конце концов, ты же так и не смог тогда закончить ритуал поименования сына. Ты безумен, лорд Даагон. Боишься грядущей смерти и придумываешь что угодно, лишь бы избежать ритуала разрыва. Я понимаю тебя и не осуждаю.
При этих словах Даагон страшно побледнел, но промолчал: было бы нескромностью напоминать о том, что трусу никогда не стать лордом и мастером битв.
– Ты забыл о нас! – между тем продолжала говорить эта юная Совесть, сжав в напряжении кулачки. – Твои надежды и мечтания о невозможном опасны не только для твоего рассудка, но и для жизни всех эльфов. Ты медлишь, не желая расставаться с жизнью, а Древо Смерти растет. Ты предаешь свой народ!
Лорд поморщился и вдруг вытащил из ножен на поясе кинжал.
– Какой пафос! Милый цыпленок, вот тебе способ заставить меня склониться перед тобой. Зарежь себя во благо народа, а потом спой мне ту же песню, имея полное на то право, как герой. И я тут же в память о тебе сдамся кому угодно, хоть демонам. Ну?
Девушка осторожно, словно гадюку, взяла оружие. Пальцы чуть дрогнули, сомкнувшись на узорной рукояти. Глаза смотрели испуганно.
– Это в самом деле необходимо? – Ее голос тоже дрогнул, и она кашлянула, прочищая горло от внезапного комка. – Ты даешь слово, что после моей смерти выполнишь просьбу королевы?
– Что я слышу, Эоста? Ты уже торгуешься и ставишь условия? Мое слово, ха! «Ты медлишь, не желая расставаться с жизнью, а Древо Смерти растет», – так, кажется, ты сказала? Ладно, дай сюда ножик, дитя, а то порежешься! – Даагон щелкнул пальцами, и кинжал рассыпался, щекотнув ладонь девушки крохотными искрами. – И передай королеве: я прошу ее… нет, умоляю подождать до праздника Двух Лун. Осталось всего двое суток.
Она кивнула и медленно повернулась к двери, словно не хотела уходить.
– Ты ничего не хочешь мне сказать на прощанье, Эоста? – насмешливо окликнул ее лорд. – Ну, там, пожелать крепкого здоровья. Из уст оракула это особо обнадеживает.
– Хочу! – Девушка повернулась так стремительно, что взвилась грива каштановых волос. – Я понимаю